Счастье в награду - Кэтрин Стоун

Его.

Она верила Лукасу, доверяла всем сердцем, и он был так прав! Ей было необходимо поговорить с Джулией, а той — с Гален.

Винни дожила до семи лет — маленькая беспомощная девочка, приговоренная врачами с первого же дня. Джулия потеряла сестру через шесть лет, за двенадцать дней до того, как ей исполнился двадцать один год. Что она делала потом? Работала на телефоне доверия. Дежурила в самые трудные смены — по ночам и в уик-энды. Она отвечала на звонки из дома, где когда-то жила вместе с Вин и бабулей. Гален показалось, что после смерти Вин Джулия осталась совсем одна, так и не сумев обзавестись друзьями.

По пути из своей спальни в оружейную комнату Гален пришла к решению рассказать Лукасу все о Джулии и Винни и о том, что собирается предпринять. Она поедет в Канзас, где обязательно должна повидаться с Джулией и… да, она хочет увидеть ее. Свою мать.

Будут ли Лукасу небезразличны замысленные ею лирические путешествия в прошлое?

Гален надеялась на это всем сердцем.

— Привет, — произнесла она на пороге оружейной. Лукас обернулся. И встал из-за стола.

— Привет.

Он выглядел таким усталым и одиноким после очередной ночи, проведенной наедине со смертью.

— Я только что положила трубку. — Это обнадеживает.

— Все прошло замечательно.

Ему не было безразлично. Гален не ошиблась, поверив ему. В душе снова запел торжествующий хор, и на сей раз не обошлось без сопровождения — в гостиной на каминной полке зазвонили часы.

Ей следует взять себя в руки и не терять головы. И она непременно так и сделает. Потом. Когда все закончится. Когда рядом больше не будет Лукаса. Но сейчас, как только ей удастся совладать с комком в горле, Гален непременно перескажет ему все, о чем говорила с Джулией.

Лукас первым нарушил молчание:

— Я хотел бы кое о чем вам рассказать.

— Что?.. — «Нет, только не это!» От тоскливого предчувствия у Гален защемило в груди. Меньше всего она хотела бы услышать сейчас признание, окончательно разбивающее ей сердце. Что Лукас был любовником Кей и действительно сказал ей три волшебных слова. В этом нет ничего особенного. Он поступал так не в первый раз, и здесь уже ничего не исправишь. Хотя он готов признать, что вел себя как подонок.

— Может, нам лучше перейти в гостиную?

Гален машинально кивнула, в то время как ее обезумевшее сердце готово было выскочить из груди, не желая погружаться в пучину отчаяния, совершенно неизбежного после такого признания.

После окончательной, убийственной правды.

Скорее всего они все были его любовницами. Просто он не хотел об этом говорить. Боялся, что Гален его не поймет. Еще бы, святая простота, выросшая в крошечном канзасском городке… нет, хватит! Ее совсем занесло. Эти издевательства она слышала по телефону от убийцы. А вовсе не от Лукаса. Он никогда не позволял себе издеваться над ее провинциальностью!

Белая лужайка по-прежнему оставалась пустой и безжизненной. Хотя нет, не совсем. В глаза бросалось яркое цветовое пятно — словно пробившийся сквозь снег кустик крокуса раскрыл свои яркие лепестки посреди журнального столика со стеклянной крышкой.

Там лежала фотография. «Лукас в обнимку с Кей?» — мелькнуло в голове Гален предположение. Или это снимок с места преступления — изображение смерти, с помощью которого лейтенант надеется склонить ее к сотрудничеству, несмотря на вставшую между ними ложь?

Гален меньше всего нуждалась в подобного рода убеждениях. Ее сердце разбито, и этого не поправишь. Но ей в любом случае поможет Лукасу добраться до маньяка. А почему бы и нет?

Гален без сил рухнула на диван, все еще не осмелилась посмотреть, что же именно запечатлено на фотографии.

— Этому снимку сегодня исполнилось двадцать семь лет, — тихо произнес Лукас.

«Сегодня…» — эхом отозвалось в мыслях у Гален, взявшей наконец карточку в руки и не увидевшей ничего похожего на криминальное фото. В объектив смотрели четверо детей: три улыбчивые девочки и один серьезный мальчик. Девочки были в том удивительном возрасте, когда им вот-вот суждено перешагнуть неуловимый порог и превратиться в женщин. Но здесь и сейчас они все еще оставались девочками, полными жизни, розовощекими хохотушками, по-детски гордыми сооруженным ими снежным замком, видневшимся на заднем плане.

Мальчик выглядел младше их. Намного ли? Гален сообразила, что знает это и так. Фотографии двадцать семь лет, а Лукасу сейчас тридцать шесть. Значит, во время съемки ему должно было исполниться девять.

Красивый, грустный мальчик. Он смотрел с фотографии серьезно, без малейшей тени улыбки, и его щеки, не тронутые морозом, оставались болезненно бледными.

Лукас показался Гален потрясенным и в то же время не смирившимся, готовым снова и снова кидаться в бой и идти к победе своими, темными и тайными, тропами.

— Это вы.

— Да. И Марианна. — Лукас показал на самую рослую из подружек, уже тогда обещавшую вырасти настоящей красавицей. Рядом с ней стояла девочка чуть пониже, с такими же белокурыми локонами и тонкими, изысканными чертами лица. — Фрэн.

Но кто же была третья? С такой милой сияющей мордашкой, с розовыми щечками и смешной россыпью веснушек?

— А это?

— Дженни. — В его сдавленном шепоте явственно слышался трепет любви. — Это Дженни.

— Ваша сестра, — так же напряженно прошептала Гален.

— Я любил ее как сестру. Когда мы познакомились, Дженни было шесть лет, а мне три. Моя мать — Елена Синклер.

— Вот как… — Гален растерянно умолкла. В конце концов, дотошный Поль был прав, когда говорил, что у нее нет дара переложить целую жизнь в две-три короткие, емкие фразы. А уж тем более такую жизнь, какую прожила Елена Синклер. Известная английская актриса и по сей день блистала на подмостках, кружа голову восторженной публике и без конца меняя молодых любовников, околдованных ее обаянием и славой.

— Да, — слабо улыбнулся Лукас, — все дело в этом. Мой отец — граф, женатый человек, намного старше ее. Его увлечение Еленой было не первым и не последним. Но на сей раз его любовница ухитрилась забеременеть.

— Она сделала это нарочно?

— Вовсе нет. Первый муж бросил ее без гроша за душой, оставив лишь пустой титул, проку от которого никакого. Все, о чем она мечтала, — это раскованность и свобода, неограниченная возможность следовать своему призванию на сцене.

— Раскованность, — пробормотала себе под нос Гален, потрясенная только что услышанным. — Значит, ребенок для нее был оковой?

— Естественно. Но граф не собирался отказываться от собственной плоти и крови. Однако это не означало его желания принять в семью незаконнорожденного сына. К тому времени у него уже было двое наследников. Просто он полагал, что я имею право появиться на свет. Елена не стала противиться. К тому же граф взял на себя финансовую сторону вопроса и сам позаботился о моем обеспечении и образовании, не жалея денег. Мне так же позволялось унаследовать одно из его родовых имен — без титула, конечно, — и некоторую сумму после совершеннолетия. Под конец Елена все же высказала свое требование. Она попросила графа пустить в ход свои обширные связи и получить для нее ведущую роль в новом спектакле лондонского театра в Вест-Энде. Она знала, что обладает талантом. Ей требовалась поддержка для первого шага.