Подлинная история ожерелья Антуанетты. Том 2 - Ольга Баскова

— Ну разумеется, моя дорогая. — Он холодно поцеловал её в лоб и так же холодно покинул, торопясь во дворец.

Николай I знал и уважал де Витта, поэтому принял сразу, не заставив ждать в приёмной несколько часов.

— Я слушаю вас, Иван Осипович.

Император подошёл к окну, наморщив лоб, заложив руки за спину. Внешне он походил на покойного брата. Александр и Николай были самыми красивыми из детей Павла I. Они оба обладали высоким ростом, горделивой осанкой, царственными манерами, плавной походкой и волею судьбы должны были сесть на престол. Греческий профиль, прямой и правильный нос, высокий, немного вдавленный белый лоб, овальное продолговатое лицо придавали Николаю скорее немецкий, чем славянский вид.

— Да говорите же!

Император повернулся к растерявшемуся де Витту, не знавшему, как лучше и убедительнее начать, и улыбнулся улыбкой снисходительного Юпитера. Всё в этом человеке было величественным, всё отражало его незыблемое убеждение в своём призвании. Никогда ему не доводилось испытывать и тени сомнения в своей правоте.

— Ваше величество, — вкрадчиво начал де Витт, — вам известно, как я уважаю вас и ту политику, которую вы проводите. Россия должна быть сильной державой, а для этого необходимо искоренить всех инакомыслящих, которые, думая, что делают благое дело, расшатывают ваш трон, ослабляя тем самым мощь нашей державы.

Лицо Николая омрачилось.

— Заговор — вы на это намекаете? В моём государстве? — Он сжал губы. — Кто же посмел? Думаю, коль вы здесь, вам известны имена заговорщиков.

— На сей раз их не много, — заискивающе улыбнулся Иван Осипович. — Всего лишь одна пожилая особа, графиня де Гаше.

Император дотронулся до кончика носа.

— Графиня де Гаше? Кажется, я что-то о ней слышал. И что же готовит эта дама? — его голос снова обрёл спокойствие. Вот тебе и заговор! Пожилая дама, одна… Какой ущерб она может нанести государству?

Де Витт, чувствуя перемену в настроении государя, поспешил пояснить все опасности, которые исходят от этой женщины.

— Некогда она свалила Марию-Антуанетту и её супруга, — начал он. — Вам известна история с ожерельем?

— Ну разумеется, — растерянно сказал Николай.

— А вам известно, что, сбежав из тюрьмы, Жанна де Ла Мотт, впоследствии де Гаше, напечатала в Лондоне клеветнические мемуары, которые сторонники революции цитировали на улицах Парижа? — поинтересовался де Витт. — Стоит ли говорить, как эта книжонка была им на руку? Затем авантюристка бежала из Лондона, инсценировав свою гибель, а ваш брат оказался так добр, что разрешил ей проживать в России, отправив с миссионерами в Крым.

Император был по-прежнему спокойным.

— Я не понимаю, какой ущерб она способна причинить нашей власти? — спросил он.

— О, ещё какой! — Де Витт закатил выпуклые карие глаза. — В Петербурге она подружилось с госпожой Бирх, и на прощанье та передала ей шкатулку, где лежали письма и дневниковые записи Елизаветы Алексеевны. Те, кто имел счастье с ними ознакомиться, говорят, что, кроме писем Охотникова, там есть критика политики Романовых.

На щеках Николая заиграли желваки. Он весь превратился в слух.

— Продолжайте.

— Даже если Елизавета Алексеевна описала какие-то мелочи, которым не все придадут значение, графиня, обладая извращённой фантазией, может превратить невинные документы в ужасные обвинения, — заметил генерал. — Мне известно, что в настоящее время она нуждается в деньгах. Представляете, сколько выручит эта дама за мемуары, порочащие вашу семью?

Император задумался. Если де Витт прав, всё выглядело скверно.

— Вы знаете, где она сейчас? — отрывисто бросил он.

— Если бы я знал, где она сейчас, то мерзкая женщина стояла бы уже перед полицейскими, — пояснил де Витт. — Некоторое время де Гаше жила в белом домике княгини Голицыной, которая, разумеется, не видела шкатулки с документами и ни о чём не подозревала. Когда же одна из приближённых к княгине особ случайно нашла ларец и познакомилась с его содержимым, де Гаше уехала в неизвестном направлении.

— Возможно, Анна Сергеевна в курсе, куда подалась её гостья? — предположил император. Генерал покачал головой.

— Нет. Эта авантюристка ничего ей не сказала. Государь, я прошу вашей помощи в поиске этой особы! Благодаря вашим возможностям мы найдём её в ближайшее время.

Николай кивнул.

— Это верно. Спасибо вам, генерал, что вовремя проинформировали меня. Графиня де Гаше обязательно будет схвачена и допрошена. Даже если она ещё не начала писать свои клеветнические мемуары, мы заточим её в тюрьму до конца её дней. Мир никогда больше не услышит об этой женщине.

Поклонившись, де Витт выпрыгнул из кабинета императора, радуясь, что его идея увенчалась успехом, а встревоженный Николай вызвал к себе шефа жандармов Александра Христофоровича Бенкендорфа, которого уважал не только за тонкий ум, но и за жёсткость и бескомпромиссность. Государь поручил ему отыскать графиню де Гаше в кратчайшие сроки. Бенкендорф, всегда с блеском исполнявший все поручения императора, тотчас написал генералу Нарышкину, таврическому губернатору, и послал депешей. Пресловутая графиня де Гаше должна была быть найдена в течение двух недель.

Кончалась осень, наступала крымская зима с её снежной крупкой, холодными промозглыми ветрами и непрекращающимися ливнями. Дороги размокли, и колёса повозок глубоко увязали в глине. Прекрасный сад Боде осыпался. Дом сразу как-то посерел, помрачнел, словно грустил по ушедшим тёплым дням. Правда, иногда серые грязные тучи выпускали солнышко, и оно, радуясь своему появлению, освещало всё вокруг, поднимая настроение. Птицы начинали весело щебетать, речка, налившаяся за осень, поблёскивала, ласково омывая камешки, и крошечные серебряные рыбки суетились вокруг изумрудных водорослей, ища себе пропитание.

Этой зимой Жанна почувствовала недомогание. Сильно болели суставы, и ей всё тяжелее становилось бродить по саду. За время проживания здесь она несколько раз выходила в город и посещала крымский лес, раскинувшийся у подножия небольшой горы, однако теперь женщина сознавала, что это ей не по силам. Ни одна живая душа в Старом Крыму не знала, кто на самом деле приобрёл дом Боде, и ей нечего было опасаться жандармов. Местные жители, видя Жанну в старом чёрном платье, принимали её за простую мещанку, поселившуюся в их краях, и не обращали внимания. Таких, как она, здесь было много, и потому Жанна не вызывала никакого интереса. Это было ей на руку.

С наступлением зимних холодов графиня почти не выходила на воздух одна. Если она хотела пройтись по саду, Зара, поддерживая госпожу, не отходила ни на шаг, помня, как однажды у Жанны закружилась голова и она без сил упала на мягкую землю возле старой яблони. Но и такие прогулки становились всё реже и реже. Бывало, графиня целыми днями не вставала с софы, жаловалась на боль в груди и во всём теле. Бедная армянка металась по дому, не зная, чем помочь несчастной. Морщась от боли, де Ла Мотт ругала себя за свой поступок с бароном Боде. Совесть мучила целыми днями и ночами, не давала покоя, и Жанна решила искупить свою вину.