Магия тени - Ирина Лазаренко

Оль не мог согласиться с этим вслух, но и возразить не мог тоже. Он не понимал, кому и чему еще можно верить. Вот и получалось, что Оль и эта троица в последние полмесяца стали словно веревкой связаны, хотя их отношения нельзя было назвать дружескими – они даже почти не разговаривали.

Но какой у него был выбор? Бивилка и Шадек уехали, Умма сидит в Эллоре, Кинфер… Оль никак не мог отвыкнуть думать о нем как о живом. После Школы они виделись не так уж часто, и гласнику теперь казалось, что Кинфер просто в отъезде. В долгом отъезде.

Отношение Оля к Тахару в последнее время немного потеплело, но его друзей гласник по-прежнему выносил с большим трудом. Заносчивый эльф раздражал его невыразимо, даже когда молчал. Алера же пугала Оля своим безжалостным всепонимающим взглядом, и гласник старался лишний раз даже не смотреть в ее сторону. Он не понимал, почему эти трое таскаются за ним.

Оль, откровенно говоря, нуждался в них. Они в нем – нисколько. И никто из этой троицы не походил на заботливую наседку, воспылавшую любовью к ближнему своему. Но все-таки они сопровождали его невозмутимыми неотлучными тенями. И в новом свихнувшемся мире Оль больше всего доверял этим троим друзьям, да еще пришлому магу из Меравии, да еще троллю из пизлыкской чащи.

Ну как тут не прийти в душевное смятение?

Они уже подходили к длинному костру, сложенному на большой поляне, когда Умма, словно забыв о своем решении не вести грустных разговоров, сказала:

– Ты ведь спас Бивочку, когда уговорил ехать гласницей в Мошук. Спас ее от нее. Но погубил для нас – погубил как нашу подругу, как самую младшую в нашей связке. Ведь мы стремились опекать ее, даже после Школы. Относились к ней так трепетно и чуть-чуть снисходительно. Мы так переживали, когда наша милая зайка ходила, свесив ушки, так старались помочь ей воспрянуть духом… А потом милая воспрявшая зайка взяла да перелиняла в куницу. Попробуй теперь, потрепай ее по ушкам.

– Ты вот так говоришь, словно все это зря было. Нужно было не любить, не жалеть, не помогать?

Эльфы и эльфийки от костров радостно махали Умме, и Оль понял, что сей вздох они подключат подругу к участию в подготовительных делах.

– Конечно, не зря. – Умма махала эльфам в ответ и улыбалась, но глаза ее были грустными. – Мы помогли ей вернуться на ту дорогу, которую она для себя избрала. Никто не говорил, что путь будет легким, но никто и не предупредил, что на нем можно терять друзей. Мне горько, что это оказался именно такой путь. Мне не хватает ее.

* * *

В прежние времена Оль считал, что относится к жизни достаточно легко. Не настолько, конечно, чтобы можно было спутать его с упитанной белобрысой бабочкой, но все же.

Однако в первый же приезд в Эллор он понял, что прежде попросту ничего не знал о беззаботности. Вот эльфы – дело другое!

И когда же они успевают справляться с делами – а дел-то у них должно быть ого сколько?! Никто никуда не спешит и даже не знает, что можно торопиться, все только и делают, что наслаждаются жизнью и обществом друг друга. По утрам эльфы собираются во дворах, заваривают в огромных котлах ягоды или мятные листья и подолгу распивают отвары, болтая и смеясь. По вечерам – опять отвары или вот костры с разными вкусностями. По осени поглубже в лес уходят, чтобы предков порадовать – в преддверии зимы те напитываются от костров теплом, чтобы бойчее быть в холода.

И все такие спокойно-добродушные и беззаботные, так легко переходят от одной группки к другой, завязывают беседы, перебрасываются шутками, и никто не спорит, не вопит и не хмурится.

Ну, почти никогда.

Скажем, если поблизости не случается Алеры! Пока она молчит – это еще ничего, хотя она и умеет показывать свое мнение одним лишь выражением лица, и получается у нее почти так же хорошо, как у Элая. Сразу видно – друзья детства! А если она еще и отпускает свои едкие замечания – улыбки эльфов вянут, как срезанные златочники.

Впрочем, в Эллоре Алера по большей части молчит.

Наверное, ей трудно дается пребывание в краю исконцев, где все такие неспешные и прянично-милые. И эльфам, наверное, тоже нелегко выносить ее, такую… не милую. Если эльфов (или скорее – звонких смешливых эльфиек) Оль сравнил с пряниками, то Алера скорее походила на одну из гномских приправ – жгучий перец, который можно добавлять в котел крохотными кусочками, но храни тебя Божиня угрызть его в чистом виде.

Сегодня Алера не смолчала – Оль, сидевший по другую сторону костра, да еще и во втором ряду, не услышал, что именно она сказала, но увидел, как вспыхнули щеки молоденькой темноволосой эльфийки. Оль видел ее раньше – не то швея, не то плетельщица, бойкая, веселая и глуповатая. Ее ответа гласник не услыхал, но по тому как ухмыльнулась Алера и как лениво что-то процедила сквозь зубы, Оль понял, что поле спора осталось не за эльфийкой. Та, впрочем, лишь вздохнула и махнула рукой.

– Почему вы позволяете ей так вести себя? – спросил Оль у Имэль, которая сидела между ним и костром. Вопрос был, быть может, нагловатым, чему способствовало выпитое у костра вино. Впрочем, Оль и без вина чувствовал себя в Эллоре как дома.

Эльфийская Старшая помедлила с ответом, глядя почему-то на Элая, который сидел рядом с Алерой. Тот почувствовал ее взгляд, но головы не повернул, только пожал плечами.

– Это из-за Элая им такая свобода действий? – допытывался Оль. – Так даже местные эльфы ведут себя скромнее. Он кто такой, этот Элай, ваш потерянный внук?

А вот Алера, хотя и не могла слышать тихий голос Оля, уставилась на него через ярко плещущее пламя костра. И магу показалось, что ее черные глаза безжалостно вгрызлись в его мысли, потащили наружу из глубин памяти все, что он считал надежно там упрятанным.

– Мы в Эллоре считаем, что не нашего ума дело – судить людей, которые пережили больше того, что мы в силах понять и осмыслить, – ответила наконец Имэль. По многолетней привычке она говорила немного сложнее и громче необходимого, и сидевшие поблизости эльфы сразу уставились на нее и на гласника. Оль тут же пожалел, что задал вопрос – всехнего внимания ему и так вполне хватало. – Одному человеку довелось умереть, а двум другим – пережить его смерть и возвращение к жизни. Это находится за пределами нашего опыта или опыта наших предков, мы не можем судить о желаниях и поступках таких людей в привычных нам представлениях, потому проявляем терпение и сдержанность в суждениях.

– Как это – умереть? – не понял Оль. – Они ж все трое ходят своими ногами, а вовсе не лежат на погосте тихонечко. И на мертвягу никто из них не походит, ну разве только Элай временами.

Имэль обернулась к Алере, приподняла бровь. Та откинула волосы на спину, придвинулась поближе к костру и быстро распустила шнуровку рубашки у горла, потянула ткань вниз и пошире развела ворот, оставив едва прикрытой грудь. Тахар, сидевший за спиной Алеры, поднялся, дернул ее за ухо и принялся пробираться куда-то. Элай, криво улыбаясь, разглядывал вытянувшееся лицо Оля.

Здоровенный белый шрам под ребрами мог оставить только меч, проткнувший тело насквозь. Единственное, что возможно сделать после такого удара, – очень быстро умереть, пуская кровавые пузыри изо рта.