Особо дикая магия - Эллисон Сафт

Уэс дотягивается до своей кружки и отпивает большой глоток кофе. И почти сразу сплевывает обратно холодную гущу. За последние два дня у него скопилось столько кружек, что он совсем забыл, кофе в которой из них еще пригоден для питья. Со стоном он потирает осоловелые глаза и пытается сообразить, который час.

Ломтик неба, видный ему в окно, потемнел до насыщенного аметистово-лилового оттенка. Единственный источник света в лаборатории Ивлин – стеклянные алембики, в которых мерцает бледно-серебристая coincidentia oppositorum, жидкий побочный продукт альбедо. Когда он в прошлый раз проверял время, день только начинался, и он готов поклясться, что с тех пор всего разок моргнул. Время ускользает от него, как всегда.

До демонстрации искусства алхимиков осталось всего четыре дня, и каждую минуту, пока он не спит, он вычисляет молярные массы, экспериментирует с расположением рун, дистиллирует одну партию coincidentia oppositorum за другой. Вся лаборатория провоняла серой и рассолом, но ему, по крайней мере, удалось разработать несколько годных опытных образцов. Маргарет нужны боеприпасы, и он сделал все возможное, чтобы самостоятельно пройти ускоренный курс баллистики. Три сияющие пули выстроились, как солдатики, на краю его письменного стола.

Что важно, так это убойная сила, вероятность нанесения тяжелого урона цели. Сама по себе пуля безвредна, страшен перенос энергии от пули телу. Для максимального увеличения убойной силы следует сохранить в ней как можно больше энергии. Обобщив знания в области химии и физики, накопленные за годы ученичества, он сообразил, что есть несколько способов этого достичь. Первую пулю он зачаровал с таким расчетом, чтобы снизить ее плотность. Вторую – чтобы повысить силу трения. Третью – чтобы увеличить теплоемкость. Надо еще попросить Маргарет испытать их. Но в последнее время застать ее дома невозможно. Он видит ее лишь мельком в окно, в момент приездов или отъездов верхом на мерине Отблеске – она мчит бешеным галопом, а следом несется Бедокур.

Уэс толкает одну из пуль и смотрит, как она катится по столу. Хоть он и уверен в том, что одна из них теоретически сработает, удовлетворенности он не ощущает. Смысл жизни алхимика в поиске истины, а он не может не чувствовать, что все, в том числе и он, упускают нечто критически важное.

С тех пор как лет пятнадцать назад кончилась глобальная война, военные щедро финансировали своих алхимиков. Несомненно, они уже разработали гораздо более совершенное огнестрельное оружие, чем то, о котором Уэс или любой другой гражданский алхимик может лишь мечтать. Но если эти знания имеются у кого-то, почему же тогда тот самый хала ускользает от новоальбионских охотников на протяжении почти ста пятидесяти лет? Последняя известная смерть демиурга относится к 1718 году, то есть к событиям почти двухсотлетней давности. Что известно другим и чего не знает он?

Во всех катаристских легендах об умерщвлении демиурга содержатся одни и те же три элемента: герой с божественным оружием, полная луна и чудовище, истекающее серебром. Серебряная кровь кажется похожей на coincidentia oppositorum, и поскольку алхимия – в любом случае путь к божественному, независимо от того, какому божеству поклоняешься, ему приходится верить расхожей мудрости, почерпнутой из этих историй. Демиургов убивают с помощью алхимии при полной луне, когда ее свет падает на землю, словно в цикле трансмутации. Вопрос в другом – как. Алхимия – не что иное, как разложение материи вплоть до ее сущности. Но если демиурги, по сути дела, – сам эфир вселенной, из чего состоят их тела? И если они поистине божественны, как можно разложить на составляющие самого Бога?

Маргарет однажды сказала, что ее мать ничего не желает больше, чем хала, так что Ивлин наверняка знает, как с ним быть. Возможно, где-то она записала это.

Уэс с трудом поднимается со своего места и принимается осматривать полки в призрачном, мерцающем свете алембиков. На старых фолиантах скопился слой пыли в дюйм толщиной, их так часто читали, что позолота облетела с корешков. Несколько книг на самой нижней полке привлекают его внимание. «Материя всех форм». «Душа элементов». «Малахиева хризопея». Последняя – тоненькая, пожелтевшая брошюрка, с виду настолько ветхая, что может рассыпаться в пыль от одного неосторожного взгляда. Предельно бережно Уэс вытаскивает ее с полки и переносит на письменный стол.

В «Хризопее» содержатся одни иллюстрации, это скорее книга для записей, нежели руководство. Алембик, подписанный буквами языка, неизвестному ему, цикл трансмутации из двух кругов, но без каких-либо рун, а на последней странице – самый мистический рисунок из всех, какие ему доводилось видеть. Лиса, глотающая собственный хвост. Глаза у нее огромные, чисто-белые, обрисованные исступленными черными штрихами.

Со странным смущением он закрывает книгу и отодвигает ее на край стола. Если в «Хризопее» и содержится некий секрет, касающийся хала, сам он ее не переведет. Уэс старательно подавляет в себе досаду. Вот возьмет Ивлин его в ученики, тогда, может быть, и объяснит, что это за чертовщина.

Конечно, при условии, что ему удастся алхимическим путем создать оружие, которое убьет хала.

Нет, отчаиваться ему пока нельзя. Следующие несколько недель можно устранять недостатки своих замыслов и проверять правильность теорий. Во время демонстрации от него требуется только подтвердить свои профессиональные качества – и поразить судей настолько, чтобы их внесли в первый отряд. Проще сказать, чем сделать. Неудача обречет их не на бумаге, а на деле. Никому из второго или третьего отрядов не угнаться за собаками.

Уэс роняет голову на сложенные руки. Он устал и обеспокоен, от напряжения у него так болит голова, будто кто-то врубается киркой ему в череп. Если он не подышит свежим воздухом, он уснет прямо здесь и сейчас же.

Он спускается по лестнице, упиваясь полной тишиной дома. Маргарет вернулась с тренировки некоторое время назад, но она, вероятно, у себя, – как обычно, избегает его. Он подумывает спросить ее, не хочет ли она пройтись, но быстро отказывается от этой мысли. Сегодня он не в настроении терпеть отказ или препираться. Схватив тренчкот с вешалки, Уэс набрасывает его на плечи и выходит в ночь.

Снаружи адски холодно. Он складывает ладони ковшиком у рта, дышит на них, чтобы согреть. За его спиной ежится в потемках дом. Свет горит только в комнате Маргарет, виден силуэт ее самой, свернувшейся на подоконнике. Это зрелище вызывает в нем непрошеные чувства, и ни одно из них его не радует. Круто повернувшись, он направляется по утоптанной проселочной дороге через лес. Хоть он и научился ценить суровую красоту Уикдона, секвойи тревожат его не меньше, чем при первом приезде. Немыслимо высокие, с корой, как кожа видавшей виды рептилии. Мили через две среди деревьев открывается просвет с видом на океан. Продравшись через подлесок, Уэс карабкается на скалу.

Далеко под ним на ветру волнуется ржаная нива. Почему-то здесь, наверху, просеивать мешанину мыслей оказывается легче. Даже теперь, несколько дней спустя, его обида на Маргарет продолжает гноиться и нарывать. Он понимает, что нелепо чувствовать себя настолько недооцененным – или как минимум, превратно понятым. Но как бы ненавистно ему ни было в этом признаваться, ее слова по-прежнему уязвляют его.