Проклятые башни - Кейт Форсит

Когда Ишбель спустилась с неба, а потом упала без чувств, первые минуты прошли словно в каком-то ошеломляющем круговороте. После ужаса и изнеможения прошедшей долгой ночи и отчаянного побега по Старому Пути это для Изабо было уже чересчур. Она просто опустилась на колени рядом с матерью, переводя взгляд с ее бледного отрешенного лица на не находящего себе места жеребца. Озираясь вокруг безумным взглядом, Изабо поняла, что действительно находится в Проклятой Долине. Изолт описала ей это место с его пиками-близнецами, рекой и озером и двойной Башней, скрытой в сердце колючей чащи. Изабо видела черную замерзшую поверхность озера, уходящую вдаль от подножья холма, и его противоположный берег, заросший густым шиповником. Над голым по-зимнему лесом вздымались две высокие башни, и Изабо решила, что сможет в них найти убежище.

Но сначала необходимо было отдохнуть, поесть и позаботиться о маленькой банприоннсе, поэтому она укрыла спящую колдунью одеялами, набрала хвороста и сварила горшок каши, которую они разделили с малышкой. К тому времени, как они поели, над гребнями гор собрались тяжелые дождевые тучи, и ветер начал крепчать. Изабо поспешно сделала из сучьев грубые салазки, скрепив их веревкой из своей сумки и покрыв одеялами и пледом. Когда ей наконец удалось переложить туда бесчувственное тело своей матери, и запрячь жеребца, она дрожала от усталости.

Но ее тяжелый путь только начинался. Солнце уже давно зашло, когда усталая процессия в конце концов дотащилась по снегу до опушки леса. В полдень на них обрушился буран, и Изабо непременно заблудилась бы в рое кружащихся снежинок, если бы не свет, горевший в окнах одной из Башен. Каждый раз, когда колени готовы были подломиться под ней и ноги отказывались идти, стоило лишь задержаться взглядом на этом маячке, и она чувствовала прилив свежих сил. Изабо понимала, что все они умрут, если она поддастся непреодолимому желанию заснуть под этим мягким снежным покрывалом.

И все же они могли так и не отыскать дорогу через колючую чащу, если бы встревоженный Фельд не искал в темноте Ишбель. Это он зажег свет во всех комнатах Башни, чтобы помочь ведьме найти дорогу домой, а когда буря усилилась, вышел в морозную ночь с фонарем в руке, выкрикивая ее имя.

Изабо так устала, что еле передвигала ноги, вцепившись в веревку, которой привязала салазки к Лазарю. Его ржание заставило Изабо очнуться, и она подняла заледеневшее лицо, оглядываясь вокруг. Увидев колеблющийся огонек, она из последних сил хрипло закричала.

Старый колдун поспешил к ним, и свет от высоко поднятого фонаря придавал его морщинистому лицу с всклокоченной бородой какой-то странный демонический вид.

— Клянусь Бородой Кентавра! — воскликнул он. — Изолт, это ты? Что ты здесь делаешь?

Свет фонаря упал на салазки, где под толстой снежной шапкой лежали Ишбель и Бронвин. Фельд снова охнул, но все-таки взял себя в руки и вывел замерзшую группку к Башням Роз и Шипов; там он кормил путников и позаботился о них не хуже, чем мать о своем новорожденном ребенке. Вскоре он разглядел, что эта перепачканная с головы до ног молодая женщина — не Изолт, но так ничего и не понял из ее сбивчивых объяснений.

— Не беспокойся об этом сейчас, девочка, — ласково сказал он. — Давай я отведу тебя в теплую постель и принесу горячего поссета, чтобы ты согрелась, а рассказы оставим на завтра. Не беспокойся о коне, я позабочусь о нем, обещаю, и о малышке тоже.

Старый колдун отнес Ишбель обратно в ее комнату. Изабо пошла с ним, не в силах отвести глаз от бледного лица спящей матери. Когда они дошли до комнаты Ишбель, в которой не было никакой мебели, Фельд просто отпустил ее, и она всплыла в воздух, а серебристые пряди волос окутали ее хрупкую фигурку мягким коконом. Невероятно длинные, они щекотали лицо и шею Изабо, и когда она одной рукой отмахнулась от них, поплыли обратно и обвились вокруг спящей женщины. Ишбель вздохнула и подложила руки под худую щеку.

— Хан’гарад, — пробормотала она, потом повернулась и уютно улеглась в гнездо из своих серебристых волос.

Первые две недели своего пребывания в долине Изабо приходила к матери каждый день и просто смотрела на нее. Она легко приспособилась к однообразию жизни в башне, уходя на поиски еды в долину, вскапывая землю и сажая растения в садике, ухаживая за малышкой и читая книги, которые нашла в библиотеке, где Фельд проводил большую часть времени. Такая жизнь очень походила на ту, что она вела с Мегэн в их укромной долине, и это только обостряло чувство нереальности, как будто время и пространство сдвинулись и она снова была маленькой девочкой, жаждущей любви и приключений.

Изабо оказалось почти невозможно постичь тот факт, что она находилась здесь, в Башнях Роз и Шипов, вместе со своей давно потерянной матерью, которая снова погрузилась в глубины зачарованного сна. Еще труднее было поверить, что гнедой жеребец, который унес ее так далеко и таким странным способом, на самом деле оказался ее отцом, томящимся в теле коня, точно так же, как Лахлан когда-то был заперт в теле дрозда.

Несмотря на то, что это объяснило бы очень многие вещи, удивлявшие ее в Лазаре — их мгновенно установившееся взаимопонимание и постепенно усиливающуюся связь, его отчаянные слова, звучавшие, пусть и не так много раз, у нее в мозгу, его способность путешествовать по Старым Путям — ее разум просто отказывался принять такое объяснение. Снова и снова Изабо пыталась убедить себя, но ее сердце только начинало биться быстрее, а ладони покрывались потом. Она заглядывала в темные блестящие глаза жеребца и умоляла его как-то подтвердить это, но он просто отскакивал прочь, тряся гривой, а когда пыталась поговорить с ним мысленным голосом — лишь тыкался в нее мягким носом, негромко фыркая. Она повторяла себе, что Лазарь — потомок Энгарара, одного из шести жеребцов, которых Кьюинн Львиное Сердце взял с собой в Великий Переход, но каждый раз вспоминала, что это сказала Майя, а ей доверять не стоило.

Наступил Кандлемас, нарушив монотонное течение их жизни, а с ним и семнадцатый день рождения Изабо. День выдался холодным и дождливым, и озера было почти не видно в густом тумане. Глядя в окно и кутаясь в плед, Изабо тихонько напевала:

Коль ясен и светел будет Кандлемас,

Зима возвратится к нам еще раз.

А если с небес прольются дожди,

В этом году ее больше не жди.

Она криво усмехнулась, повторив тихонько:

— В этом году ее больше не жди.

Эти слова наполнили ее сердце тоской, а глаза — слезами. Столько всего произошло за год с ее прошлого дня рождения! Она пронесла Ключ Шабаша через всю страну, потеряла два пальца левой руки в пыточных камерах Оула, была шпионкой повстанцев в собственном дворце Майи Колдуньи. Она провела Изолт и Лахлана по лабиринту Пруда Двух Лун и видела, как луны поглотили друг друга. Она смотрела, как Лодестар погружали в колдовские воды пруда, и сама нырнула в него, спасая маленькую банприоннсу. Она узнала, что и сама была банприоннсой, наследницей Башен Роз и Шипов, и нашла своих потерянных мать и отца.

Боль, колючая и холодная, точно осколок льда, пронзила ее. Мать не удостоила ее даже взглядом. Изабо мечтала воссоединиться с ней, с тех самых пор, как узнала, что Ишбель жива, но та смотрела лишь на гнедого жеребца. И что за жестокая насмешка судьбы найти своего отца — заключенным в теле лошади. Это было даже хуже, чем вообще не знать, жив он или умер. Он слишком долго был жеребцом, и Изабо очень опасалась, что в нем уже совсем ничего не осталось от человека. Она знала, что Лахлану было очень нелегко снова привыкнуть к жизни в человеческом облике, а ведь он провел в теле дрозда всего лишь четыре года. Каково же будет Хан’гараду, который был конем семнадцать лет?