Контрразведчик - Юрий Корчевский

Отдел по борьбе с контрреволюцией, который возглавлял Матвей, как раз расследовал шпионаж, саботаж, мародерство, участие граждан в организациях, ставящих целью свержение Советской власти, терроризм, антисоветскую агитацию и пропаганду. Статью об антисоветской агитации зачастую применяли за обоснованную критику в адрес местного руководства. Единого уголовного кодекса не было, революционные трибуналы судили по декретам. В 1921 году осуждено было за контрреволюционные преступления 35 829 человек из них к высшей мере социальной защиты – расстрелу – были приговорены 9701 человек.

Уголовный кодекс был принят ВЦИК 24 мая 1922 года и 16 статей, с 58-й по 73-ю, были о контрреволюционных преступлениях, причем по всем грозил расстрел или тюрьма на срок не менее пяти лет с конфискацией имущества.

Целенаправленный поиск принес результат. Обнаружилась строчка на подкладке пиджака, которая слегка отличалась от других. Вспорол нитки бритвой, а за подкладкой кусок белой шелковой ткани с текстом, написанным черной тушью. Причем текст на двух языках – финском и английском. Шелк сложил и сунул в карман. Поскольку погибший являлся гражданином Финляндии, тело его, как и документы, портмоне, одежду, следовало передать в посольство. Но это не проблемы Матвея. Оповестить должна милиция. А его дело – выяснить, зачем погибший приезжал в Россию, с какими целями, с кем встречался? Задача трудная, поскольку труп не допросишь. Судя по отметке в паспорте, финн пересек советскую границу пять дней назад. Самому, без агентуры, разведать участок оборонительной линии невозможно. Любопытных в запретной зоне арестовывают. Стало быть, есть сообщник, возможно не один, причем из числа бывших офицеров. Грамотно составить схему надо уметь. В отделе Матвея семь подчиненных, а все следствие придется вести самому, поскольку обученных сотрудников нет, как и учебных заведений по профилю. Есть командирские школы для армии, а юридических нет. Сотрудники могли арестовать, допросить, выбить показания. Для следствия нужна аналитическая работа, способность искать причинно-следственную связь событий. После размышлений поехал в штаб укрепрайона. Просить показать карту укреплений – смешно, она секретная. Но удалось, благодаря грозным документам, пройти к начальнику штаба. Показал изъятый у погибшего финна листок.

– Узнаете участок? Ваш укрепрайон?

Начальник только бросил взгляд, кивнул.

– Откуда это у вас?

– Вопросы задаю я. Кто мог составить схему?

– Думаю – только командир роты Афанасьев. У него прямо способности к рисованию.

Да не рисование это, больше способность к черчению. Если человек художник, это талант от Бога, а чертежные навыки – от практики, твердая рука, хороший глазомер.

– Я бы хотел с ним побеседовать.

– Можно.

Начальник штаба сделал звонок по полевому телефону, где сначала ручку покрутить надо.

– Подождите, вас проводят.

Красноармеец проводил Матвея в пустую комнату. Похоже, здесь комната для партийной агитации и пропаганды. На стенах плакаты с призывом защитить революцию, где красноармеец штыком пронзает белогвардейских офицеров. Матвей занял место за столом, по всей видимости, стул для комиссара, ибо для красноармейцев лавки в несколько рядов. Стук в дверь и вошел командир. Выправка, короткая стрижка, властный взгляд. Матвей мог поспорить, что Афанасьев закончил военное училище при царском режиме. Но он вполне мог принять большевистские идеи и служить в Красной армии по убеждениям.

Матвей представился, спросил:

– Как служится?

– Нормально.

– Какое училище заканчивали?

– Никакое, в войну до фельдфебеля дослужился, а при новой власти до командира роты. Как в «Интернационале» поется: кто был никем, то станет всем.

Врет. Из фельдфебеля можно стать ротным, если есть способности к военному делу, даже выправку приобрести. Но не чертить! Уж в этом Матвея не проведешь.

– В каком полку воевали?

– Сто пятьдесят девятый Самарский, – отчеканил ротный.

Ответ четкий, без попыток вспомнить, стало быть, служил на самом деле, только фельдфебелем ли? Или уже прапорщиком, по возрасту подходит.

Придется форсировать события. Матвей выложил на стол листок бумаги, развернул.

– Ваша рука? Узнаете?

На лице у Афанасьева гамма чувств. Удивление, недоумение, страх. Матвей не сомневался уже – его работа. И руку свою ротный узнал, и схему, и человека, которому передавал набросок. Сразу изменился, посерел, постарел. Ревтрибунал и за меньшие прегрешения приговаривает к расстрелу. А еще страдает семья – в лучшем случае ссылка и конфискация имущества. Обручального кольца на левой руке нет, так снять не проблема. Причем снял давно, нет незагорелой полоски. Венчание – обычай церковный, большевистская власть эти обряды не признает. Даже хуже, по улицам в теплое время ходят голые люди с транспарантами «Долой стыд!». При виде этого непотребства Матвею плеваться хотелось. Мерзость какая!

– Оружие на стол! – приказал Матвей. – Только медленно!

Под газетой «Правда» на столе у него револьвер лежит с взведенным курком. Матвей под газету руку сунул. Кто знает, как поведет себя Афанасьев?

Ротный выложил на стол револьвер, Матвей его убрал в ящик стола, от греха подальше.

– Как твоя настоящая фамилия?

– Как вы догадались?

– Опыт.

– Шабрин.

– Какое училище заканчивали?

– Нижегородское пехотное.

– Наверняка по черчению или фортификации отличные оценки были?

– Вы угадали.

– Зачем с финном связался?

– Я сначала не знал, что он финн.

– Деньгами соблазнил?

– В Красной армии у ротного жалованье – чтоб не сдохнуть только. А у меня семья.

– Не жалоби. Предателей всегда ненавидел.

– Что мне будет?

– С трех раз догадаешься? Ревтрибунал, высшая мера.

Задумался, замолчал.

– Дайте мне револьвер с одним патроном.

Понятно, покончить с собой хочет. Тогда семья не пострадает. Хоть один достойный поступок. Матвей откинул дверцу барабана, вытряхнул на ладонь шесть патронов, оставив один. Свой револьвер забрал из-под газеты.

– Я сейчас выйду, даю пять минут. Молитву вознеси, если верующий. Прощай, Шабрин.

Матвей вышел в коридор. Здесь народ ходит – командиры, красноармейцы. Постоял пару минут у окна, и вдруг выстрел. Один из командиров рванул дверь и застыл. Матвей подошел. Шабрин лежал ничком, из-под головы расплывалась лужа крови. Все! Финита ля комедия! Из двери вышел начальник штаба.

– Что случилось?

– Наверное, несчастный случай, ваш командир погиб, – подсказал ему Матвей.