Трибунал для героев - Вячеслав Звягинцев

Одним из первых попробовал это сделать в феврале 1934 года Заостровцев… Успешно проводили свои «щуки» под ледовыми полями также Чернов, Ивановский. Теперь никого не удивишь тем, что советские подводные атомоходы могут, погрузившись где-то у кромки полярных льдов, всплыть хоть на Северном полюсе. Но тогда подледное плавание было делом совершенно новым. Насколько мне известно, никто в мире не плавал подо льдом до начала 1934 года, когда это осуществили в Уссурийском заливе лодки 1-го дивизиона 2-й морской бригады МСДВ».[180]

Потом, в 1934 году, подлодки из дивизиона Г. Холостякова успешно освоили установленную для «щук» 20-суточную норму непрерывного пребывания в море без пополнения запасов. Вскоре после этого было создано новое соединение — 5-я морская бригада подводных лодок. Ее командиром стал Георгий Никитович, а начальником штаба, его сослуживец по Балтике, бывший инженер-механик подводной лодки «Батрак», — А. Э. Бауман.

«Наверное, мы все были немножко романтиками, — вспоминал Холостяков, — Людей захватывало, будоражило ощущение раскинувшихся вокруг просторов. Хотелось плавать дальше и больше, познавать новое, неизведанное». Прежде всего, это относилось к автономным плаваниям. Подводники были здесь первопроходцами, новаторами, шли новыми, неизведанными путями. А в новом деле всегда неизбежны трудности, нештатные ситуации, поломки…

Следует более подробно остановиться на описании Г. Холостяковым первых «автономок» и людей, которые в буквальном смысле творили подвиг. Сделать это следует потому, что следствие и суд тоже уделили автономным плаваниям самое пристальное внимание.

Вот лишь несколько выдержек из мемуаров вице-адмирала:

«Подводники задумывались над таким, например, вопросом: не пора ли доказать, что наши лодки способны действовать в отрыве от базы дольше, чем это считалось возможным до сих пор. Расчеты, которыми занялась группа энтузиастов (там были и командиры лодок, и инженер-механики, и штабные специалисты), показывали, что «щука» в состоянии принять на борт топливо, воду, продовольствие для плавания в течение сорока суток. Это означало бы «двойную автономность»…

Все-таки чаще, чем мы ожидали, возникала необходимость устранять разного рода неисправности, хотя в основном и мелкие. Как ни объясняй это силой зимних штормов, следовало подумать, все ли возможное делается для предупреждения технических неполадок…

…Среди немногих, кто в этот поход не просился, был командир «Щ-122» Александр Васильевич Бук. Между тем постепенно складывалось мнение, что как раз его лодка могла бы, не посрамив бригады, выполнить ответственную задачу…

Не потребовалось много времени, чтобы убедиться: плавать он действительно очень любил. Экипаж лодки вскоре стал одним из передовых в бригаде. Но у Бука произошел разлад в семье, очевидно давно уже назревавший, и это повлекло за собой «персональное дело». Сгоряча Бука исключили из партии.

Можно было надеяться, что парткомиссия флота такую крайнюю меру не утвердит. А Бук старался доказать всей своей работой, что достоин звания коммуниста. Но просить, чтобы почетное задание дали ему, не смел.

В этого командира хотелось верить. Еще раз посоветовавшись с начальниками штаба и политотдела, я решил спросить его самого, как бы он отнесся к возможности пойти в такой поход. Александр Васильевич весь просиял…

Командующий флотом с нашим выбором согласился, и мы проводили «Щ-122» в море. Лодке предстояло нести позиционную службу пятьдесят суток, отрабатывая в то же время плановые учебные задачи».[181]

Далее Холостяков пишет, что первые две недели плавания прошли спокойно, а потом мотористы услышали подозрительный стук в одном из цилиндров левого двигателя и выяснили, что поврежден поршневой подшипник. Повреждение устранили, заодно проверили и остальные семь цилиндров. Бук доложил об этом и получил «добро» продолжать плавание. Проходило оно в условиях частых штормов, волнами сорвало несколько стальных листов ограждения рубки. Но все завершилось благополучно, лодка после почти двухмесячного плавания вернулась на базу, командующий флотом. М. В. Викторов лично поздравил командира и экипаж с «выдающимся достижением в боевой подготовке, каким бесспорно являлось это длительное и трудное плавание».

В это же время в другом районе Японского моря несла дозор и выполняла поставленные задачи, включая торпедные стрельбы, подводная лодка «Щ-123», которой командовал И. М. Зайдулин. Его экипаж провел в отрыве от базы два с половиной месяца — в полтора раза больше, чем Бук, и почти в два раза больше, чем Египко.

Потом были новые походы, новые победы и рекорды. А 7 мая 1938 года капитана 2 ранга Г. Холостякова арестовали. Вызвали из Находки во Владивосток «для доклада». И тут же взяли. В августе того же года, после того как Холостяков «сломался», не выдержав издевательств, арестовали А.В. Бука, А.Э. Баумана, Н.С. Иванова-Ивановского и И.М. Зайдулина.

Обвинение всем предъявили в совершении самых «страшных» контрреволюционных деяний — преступлений, предусмотренных ст. ст. 58-1 «б», 58-7, 58-8 и 58–11 УК РСФСР.

Закрытое судебное заседание военного трибунала ТОФ проходило во Владивостоке с 7 по 16 августа 1939 года. Холостяков обвинялся в том, что, «являясь командиром 5 морской бригады ТОФ и будучи враждебно настроенным против партии и Советской власти, в период времени с 1935 г. по 1938 г. по показаниям осужденных участников контрреволюционного военно-фашистского заговора Окунева, Викторова и Киреева, проводил… вредительство, направленное на всемерное ослабление боеспособности бригады… путем вывода из строя основных механизмов подводных лодок, срыва боевой подготовки личного состава и преждевременного износа материальной части корабля».[182]В частности, по версии следствия и суда, Холостяков, организуя и проводя «так называемые «автономные» и длительные плавания подводных лодок… преступно прикрывал и замазывал крупнейшие недочеты, создавая этим самым впечатление полного благополучия и больших достижений», «при представлении отчетов об автономном плавании кораблей… практиковал систему очковтирательства, сознательно скрывал неподготовленность кораблей к походам и др.

Суд допросил 25 свидетелей, в том числе командира подводной лодки Щербатова, заявившего, что еще в 1937 году следователь особого отдела ТОФ говорил ему о враждебной деятельности Г. Холостякова и других подсудимых. Уже тогда в оперативных материалах стали фигурировать «так называемые автономные плавания».

Из материалов дела видно, что председательствующий на этом судебном процессе военный юрист 1 ранга Котылев сомневался в обоснованности предъявленных подсудимым обвинений, делал попытки разобраться в деле. Но в итоге это оказалось ему не под силу. Он решился только на половинчатые меры.