Искушение проклятого демона - Ольга Силаева

Глаза Конте блеснули, и Тень лениво поднял руку:

— Успокойся, Конте. Твою Закладку это не касается, так что не спеши хватать меня за шиворот. Она человек, моё проклятие не имеет к ней никакого отношения, и с ней, как я уже сказал, всё будет в порядке. Ты сомневаешься, что я смогу её защитить?

— О да, ты ведь грозный повелитель Рин Дредена, — фыркнул Конте. — Небось без слуг даже штаны днём с огнём не найдёшь.

— А твоими даже слуги побрезгуют, — тем же тоном ответил Тень. — Всё? Ты узнал всё, что хотел? Тогда спускаемся.

— До полудня ещё далеко.

— А я хочу позавтракать, — откликнулся Тень, двинувшись к двери. — И заодно пообедать. Впрочем, можешь обойтись краюхой хлеба на заднем дворе, я не возражаю.

— В детстве ты не был таким язвительным паршивцем, — пробормотал Конте.

Тень не обернулся.

— В детстве ты не бросал меня умирать.

Дверь за ним захлопнулась. Мы с Конте остались смотреть друг на друга.

Наконец Конте подхватил дневник с заметками Тени и спрятал внутрь своего плаща.

— Он тебе не простит, — предупреждающе произнесла я.

— Он много чего мне не собирается прощать, — хмыкнул Конте. — Как ты умудрилась заставить его отправиться с нами?

— Выбила у него из рук катану во сне.

— Рад слышать, что вы интересно проводите там время.

Я невольно улыбнулась.

— Не говори.

Мы помолчали.

— Ниро не упомянул, что он сам не понял до конца этот способ передать проклятие другому,

— пробормотал Конте. — В его заметках половина страницы исчёркана вопросительными знаками и бессвязными фразами.

Он покосился на меня.

Может, спросишь его, когда увидишь Ниро во сне?

Я покачала головой:

— Он не ответит.

— Не узнаешь, пока не попробуешь. Серьёзно, Закладка! Или он настолько терпеть не может, когда ты являешься ему во снах и забрасываешь глупыми вопросами?

— Напротив, он, кажется, по-настоящему любит эти сны, что бы я ни делала, — тихо сказала я. — Если бы не они, я бы никогда не узнала его так, как знаю сейчас. А он чувствует себя защищённым. Потому что, когда он засыпает и попадает, — я запнулась, — к Церону, это для него настоящий кошмар. Особенно теперь, когда Церон знает, что Тень его предал.

Губы Конте побледнели.

— Ему снился кошмар? Уже после того, как Церон оказался в Подземье?

Я кивнула.

— Дьявол, — прошептал Конте. — Закладка…

— Я не буду пить вербену, — твёрдо сказала я. — Я не отдам твоего брата Церону. Только не снова. Если ему нужны мои сны, чтобы не рухнуть в кошмар, Тень их получит.

Конте подошёл к окну.

— Дело не только в Цероне, — произнёс он, не оборачиваясь. — Дело в том, что будет, когда один из вас умрёт. Чем дольше вы снитесь друг другу. тем страшнее будет потом.

Я нахмурилась:

— Откуда ты знаешь?

Конте невесело усмехнулся.

— Мы с Глорией. я дал ей свою кровь. Две капли: она лишь хотела попробовать, как это бывает.

Я молчала. Конте редко вспоминал о Глории, но я знала, не было часа, когда он не думал о ней.

— Месяц, — тихо сказал Конте. — Месяц счастливых снов. Я никогда не думал, что можно узнать друг друга так полно. Я пересказывал ей наши сны по утрам, а она смеялась.

Тишина. Голоса со двора доносились сюда, но они могли с тем же успехом звучать из тёмного измерения.

— А однажды утром, — закончил Конте, — я не смог рассказать ей свой сон. Потому что Глория умерла во сне в моих объятьях, задыхаясь, кашляя кровью. Мгновение, когда она умирала, растянулось в моей памяти навсегда. И я открыл глаза, уже зная, что найду. Что увижу её мёртвой рядом.

— Конте. — прошептала я.

— Меня разрывало пополам ещё два года, Закладка. Не только потому, что она умерла, — эта боль со мной до сих пор. Но сны, наши сны… — Конте покачал головой. — Если ты пьёшь вербену, чтобы не видеть их — это одно дело. Но когда той, для кого существуют все твои сны, больше нет, мир опрокидывается в бездну. Ночи становятся невозможной пыткой. Ты открываешь глаза на том же берегу у того же ручья, где вы смеялись вдвоём, и тебе некуда идти и некуда повернуться. Я разучился даже плакать.

Я подошла к нему. Обняла сзади за плечи.

— С Тенью будет то же самое? — негромко спросила я. — Если я умру?

— И он об этом прекрасно знает, — бесстрастно произнёс Конте. — По крайней мере, его заметки это подтверждают. Хочешь почитать?

Я почти вырвала дневник у него из рук. Палец Конте безошибочно нашёл нужную строку, отлистав до той самой страницы.

Я пробежалась глазами по строкам.

«Когда она умрёт, я перестану существовать во сне. Просто буду лежать с закрытыми глазами и молча ждать, пока всё не закончится. Потому что я не пожелаю видеть ни туман, ни море, над которым никогда не прольётся дождь, ни опустевшее небо».

То, что сказал мне Конте. Почти слово в слово.

— Но. он дал мне свою кровь, чтобы делить со мной сны. — прошептала я.

Тень ни словом не упомянул, в какой одинокий ад превратятся его ночи, если я погибну в этой дурацкой заварушке. Дьявол! Если бы я знала.

— Иначе Церон бы всё-таки к тебе пробился, — мягко сказал Конте. — Ниро хотел тебя защитить, и я его понимаю. К тому же. те мои сны с Глорией стоили всего. Каждый из них. Я могу понять парня, готового отдать вечность за сны с тобой. Особенно если вспомнить, как ты на него не смотришь.

— Я никак на него не смотрю, — вздохнула я.

— Я так и сказал.

Я покачала головой и двинулась к двери.

— Закладка, — окликнул меня Конте.

— Да?

— Ты уверена, что это ты заставила его отправиться с нами в катакомбы? Со мной? И. он не вызвался сам?

В его голосе была такая сумасшедшая надежда, что моё сердце дрогнуло.

Я обернулась.

— Я не знаю, Конте, — тихо сказала я. — Но мне кажется, твой брат не простит тебя, пока ты сам себя не простишь.

И потянула на себя дверь.

Едва я вышла во двор, я тут же проверила запас боевых зелий. Поймала взгляд Конте, кивнула ему — и мы одновременно взглянули на солнце. Полдень был не за горами. Неужели я сейчас подставляю лицо солнечным лучам в последний раз?

Я перевела взгляд на немногочисленных охотников, коротко кивнула — и получила пару кивков в ответ. Мне не хватало Вепря, Алассы, Сетера и других знакомых лиц. Но Конте был прав, отправив посланниками в другие города именно их: охотники их знали. Им поверят.