Долина совести - Марина и Сергей Дяченко

– Где же они сейчас? – спросил Философ.

Грэм вздохнул:

– Погоди… У броненосцев почти не было свадебных обрядов, был только один: молодые супруги открывали друг другу слабые места в своей броне. Потому что у любой брони, даже самой совершенной, всегда найдется слабое место… И, зная такие места друг у друга, супруги всегда сражались в паре – чтобы вовремя прикрыть…

– Где же они сейчас? – спросила на этот раз Дея.

– Когда муж и жена переставали доверять друг другу, – медленно сказал Грэм, – это означало почти верную смерть одного из них… или обоих. Потому что оба знали, куда бить, чтобы броня треснула. Вопрос был только в том, кто ударит первым. Поэтому…

Из-за холмов донесся далекий, скрипучий, как старые качели, леденящий душу крик».

* * *

– Ты скажешь мне правду, – предложила Анжела.

Влад сидел в своем собственном кабинете, перед компьютером; к несчастью, он забыл запереть дверь. Вот уже два дня он жил в своем доме, вот уже два дня Анжела не выходила из запертой комнаты наверху, и Влад не тревожил ее – ждал, пока возьмут свое ненасытные узы. Каморка с одним окном называлась «комнатой для гостей», возможно, у прежних хозяев там действительно останавливались гости…

Единственным прибежищем для Влада оставалась работа; сегодня утром он сел за компьютер и к обеду почти закончил шестую главу – когда незапертая дверь отворилась, и в проеме обнаружилась Анжела с маленьким черным пистолетом в руке.

Пистолет глядел Владу в глаза. С трудом оторвав взгляд от черного дула, он посмотрел на Анжелу:

– Ты… в своем уме?

– Говори, как можно разрушить связь. Или я прострелю тебе колено.

Незаконнорожденный тролль, пытающийся выручить из беды своих друзей, и эта женщина с пистолетом обитали в разных мирах, а он, Влад, сидел на переезде.

– Я не знаю, как разрушить узы, – сказал он медленно. – Если хочешь, я покажу тебе любопытные медицинские документы… Когда я продал права на свою первую книжку сказок – знаешь, на что я потратил все деньги? Угадай…

Пистолет дрогнул. Оторвался от Владова лица, обратился вниз, к колену:

– Я считаю до пяти. Раз… Два…

Она не владела собой.

Она была как ребенок, которому всегда все позволяли, а потом вдруг взяли и отобрали игрушку. Она готова была разрушить мир – только затем, чтобы погремушка вернулась обратно в кулачок.

– Погоди, – сказал Влад, стараясь говорить как можно спокойнее. – Я покажу тебе рентгеновские снимки, энцефалограмму, развернутые анализы…

– Три, – голос Анжелы дрогнул. – Тебе не удастся меня надуть. Четыре…

Белое лицо ее перекосилось, как растянутая за углы простыня; мгновение – и Влад полетел в одну сторону, вертящееся кресло, на котором он сидел – в другую, а щепка, отколовшаяся от дубового стола – в третью. Кресло опрокинулось; Влад дернул за край ковровой дорожки, Анжела потеряла равновесие, и вторая пуля ушла в потолок. Влад дернул еще раз – Анжела грянулась на пол, но пистолета не выпустила, Влад подоспел, чтобы перехватить руку с оружием, прижал к полу – и сжимал до тех пор, пока Анжелины пальцы не выпустили пистолет.

Анжела смотрела на него с пола сухими воспаленными глазами. Смотрела, будто ожидая ответа на только что заданный вопрос.

* * *

– Откуда у тебя пистолет?

– Не твое дело.

– Он легальный?

– Ты что, дурак?!

– Зачем тебе пистолет?

– Вот привязался на мою голову… Не твое собачье дело!

Влад почувствовал, что теряет над собой контроль. Глубоко вдохнул; Анжела сидела перед ним оскаленная, злобная, похожая на только что вытащенного из норы хорька.

– Давай по порядку… – медленно сказал Влад. – Я сильнее. Я свяжу тебя и упрячу на чердак. И уеду, куда глаза глядят. Знаешь, что с тобой будет?

– То же самое, что и с тобой, – отозвалась она сквозь зубы.

– Тебе от этого станет легче?

– Еще как. Я, может быть, выживу специально затем, чтобы порадоваться твоей смерти.

– Хорошо, – Влад прикрыл глаза. – Скажи мне, милая девочка… что такое оказалось у меня в чашке, когда некоторое время назад здесь, в этом доме, я ни с того ни с сего потерял сознание?

– У тебя в чашке был чай, – заявила Анжела почему-то с торжеством. – А грязные намеки оставь при себе. Еще скажи, что я задумала тебя ограбить. Подсыпала снотворного – и давай шпарить по тайничкам…

– Зачем же грабить, – пробормотал Влад, будто бы рассуждая вслух. – Грабить-то зачем… Когда этот дурачок, писателишка, сам выложит свои денежки, и еще в долг возьмет и тоже выложит… чтобы только довольна была та странная женщина, без которой он не может прожить и недели. Фея.

– Бред, – презрительно бросила Анжела.

– Ты знаешь, я даже рад, – признался Влад. – Когда я воображаю себе, как это было… Вот ты подсыпала эту дрянь мне в чашку, дождалась, пока я отхлебнул, пока отключился… Ты дотащила меня до дивана, тебе повезло, что я не очень тяжелый. Ты трогательно уложила меня… Раздела… Укрыла пледом… А сама легла рядышком, привалилась поплотнее, будто курочка, высиживающая золотое яичко. Будто паучок, бинтующий спящую муху. Ты терпела неизбежные неудобства – ради того, чтобы привязать меня… И все это время привязывалась сама. Ты знаешь, мне нравится сейчас смотреть на твое лицо. На эту вселенскую обиду: как! Муха спеленала паучка! Да как она смела!

– Можешь говорить, что угодно, – сказала Анжела.

– Да, могу. И скажу. Один из распространеннейших комических эффектов в детских мультяшках… когда злобный охотник попадается с свой же капкан. Очень смешно. Вот как мне теперь. Ты попалась, охотница. Теперь думай, как с этим жить.

* * *

Он боялся оставить ее одну – из опасения, что она подожжет дом. На самом деле, наверное, эти опасения были совершенно беспочвенны – но Анжеле нравилось, чтобы Влад думал, будто она способна поджечь дом. И она всячески поддерживала в нем эту уверенность.

Она мстила – мелко, жалко, иногда подло. Она разбрасывала по всему дому предметы своего интимного туалета, она дефилировала в ванную и обратно в одних только домашних тапочках, она врубала громкую музыку как раз тогда, когда Влад собирался работать, она выследила почтальона и отправилась к калитке поболтать с ним, а по ходу разговора распахнула свою рыжую шубу, под которой опять-таки ничего не было; почтальон позорно бежал, в глубине души радуясь, что будет о чем рассказать соседям. Тщедушный человечек с почтовой сумкой на боку был как кукурузник над картофельным полем – щедро сеял во все стороны мельчайшие частицы яда, за ним клубились слухи и сплетни, и Влад, бессильно наблюдавший за Анжелой из окна кухни, подумал, что в этом доме, таком удобном и привычном, все равно больше не жить, а где жить и как – оставалось неведомым…