Дождь прольется вдруг и другие рассказы - Мишель Фейбер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вот это запомнить легко, — Ярек с подчеркнутой небрежностью бросил в мойку суповую чашку и, спохватившись, встал посмотреть, не разбилась ли. — Первая строка польского государственного гимна, — и он пропел, мелодично и точно: «Jeszcze Polska nie zginęła…».
— Еще Польша не погибла, — повторила за ним Кася.
— И вот что еще выводит меня из себя, — сказал Ярек, и его передернуло — так, словно он уселся на электрическую плитку, которую никто не позаботился выключить. — Отец написал это стихотворение, заглавное, за несколько дней до того, как его отправили в Бухенвальд. Он тогда уже сидел под домашним арестом. А сейчас люди читают его и думают, что папа либо был чокнутым, человеком, живущим в сочиненном им мире, либо просто иронизировал.
Этого польского слова Кася не знала, однако решила, что просить у дяди объяснений не стоит.
— И знаешь, это и есть главное, в чем изменился мир, — вздохнул он, выпустив наконец весь пар. — Люди больше не способны представить себе человека, надежды которого простираются за пределы его собственной жизни.
Кася открыла рот, собираясь что-то сказать, но не смогла удержаться и зевнула. И дядя тоже зевнул. И оба рассмеялись.
— Спать пора, — объявил Ярек. — Во всяком случае, мне. Ты, как всегда, вольна поступать по-своему.
— Разбуди меня утром, — ничуть не кривя душой, попросила Кася. — Не оставлять же тебя один на один с Халиной Козловской.
Однако утром дядя Ярек дал ей поспать. Когда она наконец появилась в ресторанчике — принявшая душ, накрашенная и ощущающая легкую тошноту, Халина Козловская успела удалиться, зато появились и уже ели, сделав заказ, двое других завсегдатаев.
— Этот суп высосала из свиной жопы беззубая шлюха, — провозгласил Анджей.
— Заткни хлебало, здесь люди едят.
— Так они и едят дерьмо, высосанное из…
— Они много чего едят, Анджей, не все же выбрали суп. Ты заказал его, потому что дешевле в меню ничего нет.
— В прежние дни я мог за такие деньги «Фольксваген» купить.
— Ну, значит, ты покупал свои «Фольксвагены» у нацистов, со скидкой.
— Не заводи меня.
— Лопай суп. Ты пьян. А суп поможет.
— Помог бы, если б в него бухла налили.
— Ну так булочку съешь.
— Она черствая.
— Ничего не черствая. Свежий польский хлеб. Его влажным воздухом, как в «Макдональдсе», не накачивают.
— На — потрогай — скажешь, она свежая?
— Да съешь ты ее, на хер, и все.
— Иисусе, ты посмотри, какие сиськи у этой шлюшки.
— Чуть больше уважения, джентльмены, прошу вас! — донесся из кухни грозный голос.
Катажина, вздохнув, подошла к столику.
— Что-нибудь еще? — холодно поинтересовалась она.
За два дня до отъезда из Лондона Катажина оттащила чемодан с майками на Ноттинг-Хилл-Гейт, в магазин U Design It. Здесь она, согласно предварительной договоренности, заплатила мужчине-азиату и дала ему точные указания — какой рисунок на какую майку нанести. В набранных по музыкальным магазинам материалах было полным-полно фотографий и эмблем — как и в рекламе, вырезанной из музыкальных журналов. Из Польши она прихватила с собой — на случай, если в Лондоне таких найти не удастся, — лишь пару фотографий: Фила Коллинза и Dire Straits. Дома они пойдут нарасхват, особенно у старичков с деньгами, так что можно будет даже поэкспериментировать с ценами. За «Одухотворенных», Future Sound of London, Трики и прочих запрашивать, наверное, придется поменьше, однако на ее стороне будет их уникальность: эту нишу никто еще заполнить не потрудился. Она даже сможет гарантировать покупателям, что, если те найдут в Польше такие же майки по меньшей цене, им возвратят деньги в двукратном размере. Польские остолопы на этот фокус купятся как миленькие: это же так по-американски.
Потом она обошла с десяток обменных бюро, выбрала то, где можно было с наибольшей выгодой обратить оставшиеся у нее английские фунты в американские доллары — набивать сумочку злотыми никакой срочности не было. Себе Катажина оставила лишь несколько монет достоинством в фунт каждая, — хватит, чтобы протянуть два оставшихся дня. Билет на подземку до аэропорта, ну, может быть, молочный коктейль в «Макдональдсе»: обо всем остальном позаботятся другие, и здесь, и на том конце. И, словно перелистывая страницы мысленного блокнота, она проверила список вещей, о которых следует помнить: американские доллары, да… черные пластиковые мешки для мусора, да… рулон клейкой ленты для ценников, да… паспорт… гигиенические прокладки… дерьмовое чайное полотенце с надписью «Дом Виндзоров» для мамы… стопка ее записей… ах да, и…
Болеслав Шайна… Jeszcze Polska nie zginęła…
Внимательно прочитав все написанное на вывеске, я подтвердил, что мне больше восемнадцати, что откровенная нагота не представляется мне оскорбительной, и вступил в «Туннель любви», надеясь получить там работу.
Раньше я, лишившийся работы руководитель отдела рекламы, ни в каких связях с индустрией секса не состоял, хотя кто-то и мог бы сказать, что в моем рекламном ролике, посвященном шариковому дезодоранту, присутствует фаллическое начало. Однако прежняя карьера научила меня искать рыночные бреши, пусть даже самые неприглядные. И я понимал, что если в шоу-бизнес, в ученый мир, на государственную службу и уж на самый худой конец — в политику пытаются пробиться тысячи, быть может, безработных администраторов, то в магазинчиках, где крутят порнофильмы, я вряд ли столкнусь с большой очередью претендентов на рабочее место.
Так или иначе, это был мой последний шанс. Еще до того, как предыдущая моя работа пошла к чертям собачьим, я делал все, что положено: подавал заявления о приеме в другие агентства — от Перта до Пенсильвании, и ничего у меня не вышло. Вот и оказался здесь в надежде понравиться управляющему крупнейшего в Мельбурне заведения, торгующего грехом.
— Итак, что, по-вашему, вы могли бы нам предложить?
Обычный при собеседовании вопрос, заданный человеком, который выглядит так, как обычно выглядит работодатель: одет хорошо, галстука не носит, немного полноват, расторопен, слегка насторожен. Никакие пенисы в его оборудованном дорогим кондиционером кабинете своих некрасивых голов не поднимали, а если пара-другая влагалищ тут и имелась, они, надо полагать, прятались в картотечном шкафчике.
— Хотел бы поработать у вас зазывалой, — ответил я. (Я решил, что это лучше, чем мыть полы в просмотровых кабинках).
— Зазывала у меня есть, — сообщил управляющий.