Книги онлайн и без регистрации » Романы » Из жизни читательницы - Елена Лобанова

Из жизни читательницы - Елена Лобанова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 55
Перейти на страницу:

Но только что я, отдышавшись, открыла рот, чтобы сообщить ему свои мысли на предмет снисходительных ухмылок, как заметила, что смотрит он вовсе не на меня! Он уставился прямо перед собой в пространство и улыбался мечтательно, точно третьеклассник, получивший на уроке природоведения записку с объяснением в любви! И эта самая записка настолько поглотила его, что пришлось мне схватить его за рукав и хорошенько встряхнуть, чтобы привести в чувство.

После чего он с трудом сфокусировал взгляд на мне, промолвил: «А, это ты… Привет…» — и снова уплыл в мечты. Но на сей раз ненадолго: вскоре он вздрогнул, вполне осмысленно огляделся по сторонам, наклонился и шепнул мне на ухо:

— Я только что встречался с издателем!

И не успела еще я толком вникнуть в суть сообщения и остолбенеть, не успела задать ни единого вопроса, как он уже, не отпуская моей руки, двинулся семимильными шагами в ту самую сторону, откуда я примчалась полминуты назад. Рука у него была жесткая, сухая и горячая, и из нее струилась та самая биоэнергия, существование которой так и не доказано учеными, но которая прямо-таки несла меня за ним.

На ходу он что-то невнятно бормотал. До меня доносилось:

— Колян плохой… ботаник… И свой бизнес! Вот тебе и… м-да… Издатель…

— Подожди! — вдруг вскрикнула я. — А документы?! Я принесла документы!

Он приостановился, недоуменно посмотрел на меня, снова с трудом перенастроил что-то в голове и, наконец, отмахнулся:

— Колян сказал — все в понедельник, роли не играет… Ну, плохо-о-ой…

— Подожди! Кто это — Колян? И почему это он плохой? Да объясни ты толком! Куда мы бежим?! — рассердилась я, делая безрезультатные попытки вырваться.

— Плохой — это фамилия… В нашем классе учился до восьмого… Три пишем, два в уме… Вот тебе и двоечник! Издатель.

Он опять остановился, посмотрел на меня с изумлением и потряс головой.

— Твой одноклассник, да? — Теперь и я начала потихоньку постигать масштабы происходящего. — Так это же… повезло! Поворот судьбы… И вы, значит, заключаете с ним договор? Нет, серьезно?!

— До договора еще… — Он все-таки выпустил мою руку и зашарил в карманах, отыскивая сигареты.

Затягиваясь, он смотрел в небо. Выпуская дым — блуждал глазами по сторонам. Это меня раздражало.

— Расскажи конкретно: он будет тебя издавать или нет? Ты про «Премьеру» ему говорил? И про новый роман? Или, может, ты ему в школе списывать не давал? Может, товарищ тебя разыгрывает?

Он криво улыбнулся.

— Сказал… Он говорит — у «Премьеры» неудачное название, надо сменить…

— То есть?! Это что же… если какому-то придурку не понравится — сразу менять название?!

— Не придурку, как показало время… и не в нем вообще дело. Издатель, понимаешь ли, должен на что-то ориентироваться, рассчитывать…

— То есть на запросы читающей публики? На ее вкус?

— Ну да. Вроде того.

— Ну?! А ты?! Или… он в успехе, значит, сомневается? В твоем замысле? Требует детектива с клубничкой?

— Да в общем-то не то чтобы… Так, предстоит кое-что уточнить. Я в общем-то и сам собирался. Не бери в голову! Колян не из тех, которые… В общем, все как надо. Улыбнись, детка!

Я машинально привела в действие лицевые мышцы. Почему-то этот диалог совершенно меня обессилил. Ноги буквально подкашивались. Или, может быть, мы слишком долго этого ждали?

Мы двинулись дальше. Но вся его биоэнергетика ушла, как видно, в обдумывание замысла. Я плелась еле-еле, бессильно вися на его руке, как хозяйственная сумка, набитая картошкой.

Странные свойства вдруг обнаруживала наша жизнь.

Казалось бы, буквально все необходимые для счастья условия под рукой, как пишут в поздравительных открытках: здоровье, благополучие в делах и личная жизнь, — а вот поди ж ты, все одолевают какие-то тревоги и сомнения, все какие-то комплексы отравляют существование!

Валерий стал работать и по ночам.

Иногда я, проснувшись от скрипа кресла, украдкой наблюдала за творческим процессом.

Поза его ничуть не напоминала мамину фарфоровую статуэтку юного Пушкина с гусиным пером в руке, изящно облокотившегося на столик с раскрытой тетрадью.

Мой возлюбленный походил скорее на врубелевского Демона, если только вообразить его более зрелым, слегка отяжелевшим мужчиной, сидящим на корточках, но не на краю утеса, а втиснувшись в потертое шаткое кресло. И в выражении его лица, особенно когда он брал ручку и, как-то упрямо выдвинув челюсть, принимался черкать ею по бумаге, тоже чувствовалось нечто демоническое.

О чем он писал? Каким испытаниям подвергал своего повзрослевшего героя, моего кумира? В кого превратился мой романтический влюбленный мальчик? Его судьба решалась на моих глазах!

— Рано, рано! — сурово пресекал Валерий любые попытки проникнуть в святая святых творческого замысла. — В этом супе еще не доварилась даже картошка, не говоря уже о соли и специях! Чтобы предстать перед судом читателя, автор должен чувствовать себя сильным и защищенным от любых критических напастей…

— А я? Я тоже — напасть?! Или читательский суд?

— Ты — главная из напастей! Ты прокурор на читательском суде! Шучу, шучу… Потерпи еще пару недель. Ну три недели! Можешь? Даю торжественное обещание — семь авторских листов за месяц! Век воли не видать, гражданин прокурор!

С другой стороны, разве не об этом я мечтала? Как будто бы да…

Мама с папой ждали меня к празднику. Точнее, они ждали меня с Валерием. Поскольку я имела неосторожность брякнуть, что надо бы, мол, им как-нибудь познакомиться, а папа тут же невозмутимо распорядился, будто ждал: «А вот скоро двадцать третье, приходите вместе — и познакомимся!»

Папины распоряжения у нас вообще-то не обсуждаются. И невыполнение их, связанное с чем бы то ни было: хоть со сроками написания романа, хоть со Всемирным потопом, — приравнивается к измене и дезертирству.

Поэтому на лице мамы, когда она открыла мне дверь, выразилось сначала изумление, потом — смесь негодования и страха.

И весь праздник как-то сразу поломался.

Нет, папа не закатил скандал и не разразился нотацией о современных нравах и разрушении вековых традиций. Он просто молчал: молча кивнул мне, молча выслушал поздравления, молча сел за стол. Мама, само собой, тоже безмолвствовала. И первая половина торжественного обеда (холодец, соленья и нарезка) почти целиком прошла в гнетущей тишине.

Я терпела свое наказание покорно, как примерная девочка, и тоже молчала. Меня раздражали только мамины застольные хлопоты. Мне кажется, она искренне убеждена, что как только мы до отказа набьем желудки, в доме немедленно воцарятся мир и всеобщая гармония. Переубедить ее невозможно, и остается только бесконечно отвечать: «Спасибо, это попозже» и «Подожди, я еще не прожевала».

1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 55
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?