Крысоловка - Ингер Фриманссон

Пальцы ног касались колбаски с кашей, еще хранившей тепло.

И тут под ногами что-то дернулось. Будто что-то запрыгнуло. Оттолкнулось от пола и запрыгнуло на кровать.

Она все поняла.

Отдернула ноги и испустила безумный вопль.

Поднесла бокал ко рту, сделала глоток Она и впрямь не привыкла к крепким напиткам. Горло обожгло, будто уксуса выпила, жар спустился по пищеводу. Выдохнула. Затем сделала еще глоток.

Клас Шредер сидел в кресле напротив, подавшись всем корпусом вперед, локти уперты в бедра, руки сцеплены под подбородком.

– Все это вызывает некий когнитивный диссонанс, – произнес он. – Сбивает с толку. Когда я увидел, что люк… О’кей, сейчас объясню.

Встряхнул бокал. Зазвенели кубики льда.

– По поводу коттеджа, который вы арендовали, – продолжил он. – Там есть пристройка. Однажды, давным-давно, в ней жил один человек. Кровать у него стояла именно в том месте, где сейчас ваш диван. С шелковым темно-красным покрывалом.

Роза тревожно смотрела на собеседника. Тот скривился:

– Звали его дядюшка Гундер. Или… черт… Да, Гундер. Гундер Лэркеман.

Нахмурился, закусил верхнюю губу. Плечи ссутулены, похож на нахохлившегося аиста.

– Откуда вам все это известно?

– Он был всегда добр, дядюшка Гундер. Всегда очень мил с детьми…

Вскочил и быстро вышел из комнаты. Вернулся с непочатой бутылкой виски. Тяжело рухнул в кресло, открыл бутылку, наполнил стакан. По самый край.

– Вот как? – неуверенно проговорила Роза.

– Этот дом… Большой, красивый дом. У него долгая история.

– Да, понимаю.

– Когда я был ребенком, здесь располагалось заведение для мальчиков. Исправительно-трудовая колония. Нет, разумеется, так дом не называли. Но фактически здесь была колония для малолетних.

Она молчала.

– Спальни мальчиков располагались наверху. А здесь, внизу, жил директор. Эйвинд Даал. Норвежец. В столовой его гипсовый бюст. Можно сказать, старина до сих пор за нами присматривает. Я так и вижу его дружелюбное, улыбающееся лицо. Смешливые морщинки вокруг глаз. Странно, потому что смеющимся его никто никогда не видел. Двери всегда были не заперты, они тогда были другими, я здесь все переделал. Полностью перестроил поганый дом, теперь я здесь хозяин. И делаю что хочу.

– Понимаю, – нервно бормотнула Роза.

– А мы, мальчишки, никогда не заходили через главный вход, пробирались через заднюю дверь, через кухню.

– Мы?

– Именно. Теперь начали понимать?

Кивнула.

Он помолчал, постукивая пальцем по столу. Она заметила кольцо: простое, узкое золотое кольцо.

– Хотел у вас кое о чем спросить. Вы вращаетесь в издательском бизнесе. Что необходимо предпринять, чтобы издать книгу?

– Вы написали книгу?

– Ага. – Он смущенно пожал плечами. – О моем печальном и прекрасном детстве.

– Чудесное название! – Она постаралась изобразить воодушевление.

– Наверное, надо куда-то отправить рукопись? – робко спросил он. – Полагаю, обычно так и делают. Но кому? Или сперва следует позвонить? Нужно ли оформлять рукопись определенным образом?

– Есть много издательств. Почему бы не начать с самого крупного?

– И с какого же? С «Бонниерс»?

– Нет. «Карлбакс».

– Так «Карлбакс» – крупнейшее?

– Да.

– Думаете, они могут заинтересоваться?

– Сложно что-либо гарантировать. Кстати, именно они издают Рамиреса. Я много с ними сотрудничала.

– Вот как?

Кивнула, уже сожалея, что проговорилась.

– А вы не хотели бы поработать моим представителем?

– Ну… возможно, – уклончиво ответила она.

– Хотя чтение, может быть, и не очень веселое.

– Могу себе представить. Но обычно именно такие тексты и продаются. Как долго вы пробыли в этом заведении?

– Поступил сюда, когда мне было четыре года. И до тех пор, пока не исполнилось пятнадцать.

– Одиннадцать лет!

– Да. Одиннадцать лет, полных крови и унижений.

– Надо же.

Клас кивнул. Снял очки, потер лоб.

– Но зачем вам этот дом? Разве не естественней было забыть? Уехать как можно дальше?

– Напротив! – выпалил он. – Теперь здесь всем владею и распоряжаюсь я!

Она понимала его логику, но все же что-то не складывалось.

– А ваши родители? Почему вы оказались в этом доме?

Виски все-таки подействовал. Тело расслабилось, наполнилось приятной легкостью.

Клас приподнял бутылку, и Роза не стала возражать, позволила налить. Все равно Оскару Свендсену она позвонит завтра утром. А сегодня у нее нет сил для работы.

– Умерли совсем молодыми. Отец питал слабость к гоночным автомобилям. Ввез в страну «феррари», но наши шведские дороги не были приспособлены для столь высоких скоростей. Вылетел с шоссе на повороте за Андерштурпом и сгорел вместе с машиной. Что же до матери… ей дальнейшее существование вдовы, похоже, показалось излишне утомительным. А потому месяц спустя она взобралась на самую высокую скалу, что только смогла найти, и шагнула вниз. Решила, что умеет летать.

– Ужас какой.

– Вот так. Порой родители бывают слабее детей, это нужно просто принять. Но то, что происходило здесь, я не смог принять.

Роза молчала. Клас не спешил продолжать. Наконец он снова заговорил:

– Все дело в дядюшке Гундере. Мы должны были его так называть, хотя он вовсе не был старым. Чтото вроде подсобного рабочего. Рубил дрова, возился в саду и по хозяйству. В те дни здесь было больше построек прачечная и подсобный сарай, ниже по склону, у озера. Сейчас остались лишь развалины.

– Я их видела. – Она ковырнула лакированную спичечную инкрустацию.

Клас скрипуче рассмеялся.

– Да, дядюшка Гундер. Тот еще тип. Обожал мальчишек, зазывал к себе в гости, в домик, где вы теперь живете. Такой добрый. Добрый-предобрый. Пока с ним тоже по-доброму. А если нет… тогда – в люк.

– В люк? – прошептала она.

– Он нас туда сбрасывал. Сграбастает за шкирку – и вниз. И сидишь там, пока сговорчивей не станешь… В подвале у меня сформировалась фобия, с тех пор до смерти боюсь пауков. Потребовались годы дорогостоящей терапии, чтобы совладать с этим страхом.

Она не смела поднять на него взгляд.

– И что, никто ничего не рассказал?

Клас Шредер фыркнул: