Мы, Мигель Мартинес - Влад Тарханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Завтракали они с Кировым вдвоём.
— Мироныч, я хочу, чтобы ты поехал на похороны Ягоды. — сказал Сталин, когда они закончили с завтраком и закурили.
— Хм… Так вроде мне как бы… Стоп! А почему ты? Или…
Киров задумался.
— Коба, ты хочешь, чтобы я…
— Ты правильно понимаешь, Серго.
— Коба, я ведь в Ленинграде еще столько не сделал. там работы и работы… Неужели никого другого поставить не можешь?
— Ты пошел в Ленинград, чтобы ослабить влияние Зиновьева. С этой работой ты справился. В целом. Ее могут закончить и без тебя. А тут… Тут мне нужен свой человек, которому я смогу доверить это архисложное дело…
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что Ягода не просто так застрелился. Хотя ты это и так понимаешь. Понимаешь. А я знаю. После похорон жду тебя. Познакомлю тебя с документами. Там только верхушка айсберга. Но даже она меня пугает. Понимаешь, ОГПУ взяло очень много власти. Менжинский, в общем, не в нём дело… а в том, что в ОГПУ пригрелись настоящие враги. И они используют эту организацию, чтобы ослабить советскую власть и ее очернить. Только сейчас разобрались, как это делается. По надуманным делам стараются убрать — арестовать, расстрелять нужных специалистов, поставить под вопрос индустриализацию. Сделать всё, чтобы наша страна подошла неподготовленной к будущей войне. И с этим надо разбираться. Очень аккуратно разбираться.
— Вот как?
— Знаешь, один наглый журналист сказал мне, что массовые репрессии исчерпали себя как метод строительства социалистического государства. А всё эти идиоты-троцкисты. Подавай им мировую революцию тут и сейчас! Немедленно! И по всей Европе! Сколько им объяснять, что необходимо остановиться, создать базу для продвижения идей коммунизма и социализма. Создать сильную экономическую и промышленную базу и только тогда двигаться дальше. Нет! Им надо всё и сейчас, немедленно, сколько ресурсов они выкачали из страны! Мы могли бы уже построить десятки заводов… Слова все говорят правильные, а пользу приносят единицы, и нам, тем, кто делает дело очень аккуратно вставляют палки в колеса.
— Послушай, Коба, я всё понимаю, но, может быть, всё-таки назначишь кого-то другого? Не моё это, понимаешь, не моё…
— Кого?
— Ежова, например, он товарищ въедливый, преданный, ему такое дело по плечу будет.
— Я тоже так думал. Долго так думал. Но нет, мне надо не просто провести зачистку и всех попереть… А кто работать в ОГПУ будет? Дров наломает Ежов. Не сможет он со своего росточка увидеть все нюансы. Не обижайся, Мироныч, но кроме тебя никого на этой работе я не вижу.
— Вот как… Я подумать могу?
— Значит так, сегодня ты присутствуешь на похоронах Ягоды от Политбюро. Потом знакомишься с документами. Учти, о том. что они существуют, знают только Молотов и Ворошилов, но даже они не представляют, что в этих документах. Сегодня вечером ты должен дать мне свой положительный ответ.
Сказать, что Киров был доволен этим предложением своего друга, это было бы неправдой. Киров был отличным оратором, очень неплохим организатором. Но к такой работе не лежала у него душа. Конечно, в порядке партийной дисциплины… И он понимал, что в условиях непрекращающейся борьбе внутри партии Сталин хочет, чтобы у руля карательного органа революции стоял абсолютно преданный ему человек. потому что в какой-то момент именно ОГПУ может стать тем самым козырем, который сможет перетянуть чашу весов на нужную сторону. И как-то отказывать Иосифу не хотел. Но и так просто согласиться… В общем, Мироныч колебался. И еще… он очень ценил любовь, точнее то отношение простых людей к нему, которое кто-то мог назвать бы этим словом. Он не был мягким руководителем. И умел принимать жесткие и непопулярные решения, но он умел и говорить, не только вещать с трибуны, но и разговаривать с людьми, объяснять политику партии, свои решения так, чтобы люди верили ему, понимали. И вот теперь он должен был остаться без всего этого… Приятного мало. Вот только папочка, которую ему передаст Сталин в своем кабинете, перевернёт всё с ног на голову. И, тяжело вздохнув, Сергей Миронович Киров вечером 27 апреля согласится возглавить ОГПУ.
29 апреля 1932 года главным редактором газеты «Правда» стал Емельян Михайлович Ярославский.
Глава двадцатая. Перемен, мы ждём перемен
Москва. Дом на Набережной. Квартира Кольцова
30 апреля 1932 года
По Москве ходили слухи. Самые разные. Странные и не очень. Я только подписал новый номер «Огонька», как ко мне в кабинет ворвался Ильф и стал «по большому секрету» рассказывать, что арестовали всё партийное руководство Украины, Казахстана, да еще и по областным бонзам прошлись в матушке-России. А тут еще такая странная скоропостижная смерть Ягоды, что-то мне не верилось, что Генрих Григорьевич чистил револьвер и по неосторожности застрелился. Вот, прям по Станиславскому, не верю и точка! А еще Сталин так и не появился на его похоронах. А по всему никак не должен был их пропустить. Но нет… а от Политбюро только Киров… И это уже вызывало у меня довольно сложные мысли. По всему выходило, что именно Мироныча прочат на место Ягоды. Для Сталина это вполне закономерная замена, но сможет ли он эту перестановку себе позволить? Тут ведь вопрос упирается в то, что Киров возглавляет самую мощную партийную организацию в стране, при этом довольно проблемную, слишком большой вес в Питере имеют Зиновьев и Каменев. Да, Сергей Миронович очень активно почистил там ряды партийцев, но оставил много обиженных… И, самое главное, кто-то очень умный хорошо просчитал товарища Сталина, очень хорошо просчитал. У него есть несколько уязвимых точек: жена, дети, друзья. Причём его настоящих друзей начинают очень аккуратно убирать. Если вспомнить историю, то Лакоба, Орджоникидзе и Киров закончили очень и очень плохо. Гибель Надежды Аллилуевой и Кирова изменили характер Сталина в худшую сторону. Он стал намного более жесток и беспощаден. Вопрос: КТО? Я решил попробовать с этим разобраться. Вообще-то какую-то аналитику сделать могу, тем более, навыки у меня были, пусть и недостаточно обширные и подробные. Сначала надо…
Ага! Почему-то, как только ты садишься