Ограбление в «Шотландском соколе» - Майя Г. Леонард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, мистер Уайт, – сказал Хол, забирая тетрадь и магнитофон. – Возможно, вы нам очень поможете.
– Я сделаю всё, чтобы помочь Моханджиту. Он очень порядочный человек, которого только зря оклеветали. А тетрадь и плёнки ты мне потом верни. Всё это мне будет ещё нужно.
– Конечно. Не сомневайтесь. С ними ничего не случится. А вы не знаете, где сейчас Айзек? – спросил Хол уже от дверей.
– Наверное, у себя. Я видел, как он возвращался, чтобы перезарядить фотоаппарат.
Хол вышел и тут же остановился. Его привлёк в коридоре какой-то странный звук. Как будто скулила собака. Звук доносился из туалета в конце вагона. Значит, там не собака, а человек, женщина. Хол хотел постучать, но не решился. В таких делах часто лучшая помощь – это незаметно удалиться.
Купе Айзека было открыто. Фотограф радостно улыбнулся Холу:
– А, Харрисон, входи, входи! Ты-то как раз мне и нужен.
По всему купе были разбросаны фотографии. На одной из них Хол заметил себя. Но там было и много старых снимков, пачку которых Айзек только что поднял с пола.
– Прости за бардак, – сказал Айзек, – но твой дядя попросил меня подобрать какие-нибудь архивные фото нашего поезда. Ему они нужны для статьи. Вот я подобрал. Отнеси ему, хорошо? Верхнюю, кстати, дарю лично тебе. На память. На ней много твоих знакомых.
Хол взял пачку и посмотрел на самую верхнюю фотографию. На ней была изображена группа людей, которая стояла перед поездом на станции Баллатер.
– Это я снимал в канун Рождества лет двадцать тому назад, – пояснил Айзек, увидев заинтересованность Хола. – Вот справа, видишь, стоит Эрнст Уайт…
Хол сразу узнал Уайта. На нём была точно такая же железнодорожная форма, как сейчас на Гордоне Гулде. Рядом с ним стояла какая-то женщина, лицо которой Холу показалось почему-то знакомым. Да, точно! Это Глэдис, экономка из замка Балморал, только молодая. В середине, рядом с королевой-матерью, стоял мальчик в тёмном костюме…
– Господи, да это же принц! – чуть не в голос воскликнул Хол. – И на нём этот самый пиджак с неудобным воротником, который мне тоже натирал шею.
– Надо же, какой вредный пиджак, – рассмеялся Айзек. – Двадцать лет прошло, а он нисколько не изменился.
– А это леди Лэнсбери?
– Да, а это её муж, граф Арундельский, – показал пальцем Айзек. – А это их дети, Беатрис и Терренс. Жалко их.
– Почему?
– Когда отец умер, семья попросту распалась.
– А что случилось?
– Граф вёл довольно бурную жизнь, закатывал балы, швырял деньги направо и налево. Дети тоже… пошли по его дорожке, так сказать. Потом они даже… – Айзек сделал паузу, тщательно подбирая слова, – вошли в конфликт с законом и вынуждены были за это поплатиться.
– Бедная леди Лэнсбери!
– В каком-то смысле да, бедная. Но эта женщина сделана из кремня. Она никогда и ни перед чем не сдаётся. Кстати, если твоему дяде нужны другие фотографии, пусть скажет, я подберу ещё. Ты что-то хотел спросить?
– У меня есть вопрос про бриллиант, – сказал Хол. – У вас есть фотографии настоящего, который ещё не был подменён? Мне интересно, была ли заметна разница?
– Нет, – покачал головой Айзек. – Полиция тоже задавалась этим вопросом. Тот, кто сделал копию, был великий мастер, прекрасный ювелир. Хочешь, сам посмотри. У меня все фотографии в ноутбуке. Правда, не знаю, что тут можно понять.
Айзек развернул ноутбук, Хол взялся за мышку и принялся щёлкать.
Первой шла фотография, на которой принц и принцесса стояли на фоне чёрного лимузина. Хол увеличил ожерелье: нет, бриллиант как бриллиант. Дальше он просматривал только фотографии с принцессой. Вот она стоит рядом в обнимку со Сьеррой. Обе смеются, глядя на собак. Камень хорошо виден, он сверкает на солнце всеми радужными оттенками. Вот встреча их высочеств с мэром Абердина. Да, Айзек был прав. По фотографиям нельзя догадаться, когда бриллиант подменили.
Поезд уже шумно пыхтел через пёстрые поля графства Шропшир, когда Хол вернулся в купе к своему дяде:
– Айзек просил вам передать фотографии. Сказал, для вашей статьи.
– Вот спасибо! Как твои дела? Как рисовалось?
– Кое-какие идеи появились. В результате… – Хол показал чёрную тетрадь Эрнста. – Мистер Уайт записывал звуки железной дороги. И не просто записывал. Он вёл тетрадь, где́ записывал и что́. Мы посидели, поговорили. Потом я заглянул к Айзеку, хотел посмотреть, можно ли по фотографии определить, когда был подменён бриллиант. Но, похоже, нельзя.
– У меня тоже есть новости. Хотя я и не знаю, что они значат, – сказал дядя Нэт, нахмурившись. – Ещё до того, как покинули Кру, инспектор Клайд подходила к каждому из нас, показывала некий браслет и негромко спрашивала, знаем ли мы, кому он принадлежит. Никто его не признал. Какой-то непонятный браслет. Он был найден в тендере паровоза. Он лежал в бункере с углём и был слегка им присыпан. Инспектор полагает, что этот факт указывает на якобы систематические кражи, которые совершали Моханджит и его дочь.
– Браслет? – встрепенулся Хол и быстро открыл блокнот. – Как он выглядел? Так?
– Да. Но…
– Этот браслет Ленни видела в купе Майло. Я нарисовал его с её слов.
– Потрясающее сходство! Но… – Дядя Нэт нахмурился. – Но почему тогда Майло не признал его? Странно. Инспектор явно озадачилась, когда все дружно открестились от этого браслета.
– Это браслет Сьерры. Я так думаю. Они с Майло держат свои отношения в секрете. – Хол ещё раз посмотрел на свой рисунок. – Но если браслет ещё лежал в комнате Майло, когда там была Ленни, а потом её поймали и заперли в багажном отделении, то как он оказался в бункере с углём? Значит, его подбросили уже после! И мой рисунок доказывает, что Ленни невиновна. Они оба невиновны! Мистер Сингх тоже, потому что он вёл поезд. А вы знаете… – Хол посмотрел на дядю, осенённый догадкой. – Это дело рук Сороки-воровки. Это она подкинула браслет. Я должен немедленно показать инспектору свой рисунок.
Дядя Нэт задумчиво покачал головой:
– Вряд ли инспектор Клайд примет в качестве доказательства какой-то детский рисунок.
– Да, – вздохнул Хол и разом погрустнел. – Нет. Не примет.
Ситуация казалась безвыходной. На данный момент он ничем не мог помочь Ленни. «Каково там ей? – думал он. – Одиноко, скучно и холодно».
Следующей остановкой поезда был вокзал города Шрусбери, столицы графства Шропшир. Но там уже не было ничего такого, что бы пассажиры не видели ранее. Всё те же флаги, те же цветы, те же приветственные речи. Настроение у Хола настолько упало, что он даже не выходил из купе.