Не любовь. Не с нами - Наталия Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты умеешь готовить?
– Умею. Я, Цыпа, всё умею: и готовить, и убираться, и даже стирать женские трусы. Правда предпочитаю, чтобы этим занималась женщина, потому что работаю по двенадцать часов, а приходить в засранный дом с пустым холодильником противно.
– Но ведь женщина тоже может хотеть работать. – Я семенила за Глебом, подхватив подол абайи.
– Женщина не должна хотеть работать, – широкие плечи качнулись, – что за мужик с ней рядом, если она прямо хочет работать? – Он остановился, развернулся, посмотрел на меня. – Серьёзно, больше хотеть нечего? Работа для женщины – зло.
Я аж головой мотнула от неожиданности. Вот это суперприз мне достался! Не знаешь, в какой угол поставить кубок! В подвал, если только. В таких старых, южных домах обязательно должен быть огромный подвал.
– По-твоему, женщина никчёмное, ни на что не способное существо?
– Такого я не говорил, – резко ответил Глеб. – Цыпа, работа – это то место, где постоянно имеют. Не начальство, так подчинённые, не подчинённые, так клиенты. Место, где нужно бороться, толкаться, конкурировать, меряться тестостероном. Чем выше должность и больше выхлоп, тем сильнее стресс. Биоритмы женщины, её гормональный фон не приспособлены к такому давлению.
– Как врач и человек говоришь? – елейно пропела я, чувствуя, как во мне просыпается воинствующая феминистка.
– Как мужчина, – спокойно ответил он, усаживая меня за обеденный стол. – Так что с бульоном? Будешь?
– Буду.
Голова шла кругом, я словно смотрела в сломанный калейдоскоп, в котором цветные стёклышки не собирались в ровный узор. Всё время какой-нибудь камушек выпадал, нарушая сложившуюся картинку мироустройства.
Голованов вёл себя и рассуждал о женщинах, как доисторический австралопитек, в то же время кормил вкусным домашним обедом, между делом нарезая салат из свежих овощей. Он заявил, что не простит Лию никогда в жизни, и я поверила ему, потому что сама не простила бы предательство никогда в жизни. Сказал, что могу считать его своим, не просил ничего взамен. При этом не сказал, что любит меня. Он даже не сказал, что не любит Лию.
Хотелось визжать от неопределённости, а после – от того, что делал Голованов с моим телом прямо там, на кухонном столе, от удовольствия. Интересно, какие струны он задевал, что моё либидо взлетело до космических высот, заставляя испытывать острое желание близости несколько раз в день. Причём именно с Глебом. Только и только с ним.
А ещё… Он узнал меня тогда. Узнал. Узнал! И то на выдохе: «чёрт» принадлежало мне. Поцелуи, каждый, от самого мелкого, невесомого, до жаркого, глубокого, настырного принадлежали мне. Впервые за долгие годы я поняла, что не жалею, что пришла той ночью в постель Глеба. Он был моим той ночью от затылка до пяток – мой и только мой. Кому-то нещадно мало. Для меня же – несметные богатства, больше, чем в пещере Алладина.
Он сказал: «считай меня своим», я же всегда была его. Иррационально, глупо, беспечно – я ликовала, позабыв о том, что случилось на перевале, о родных и близких, обо всём белом свете.
А родные и близкие меня помнили. Ближе к вечеру Глебу позвонил Коля, в тот момент я устроилась на коленях Глеба, обхватив его шею руками, уткнулась в неё носом, притворяясь, что дремлю, он держал меня за талию одной рукой, второй осторожно перебирал волосы.
– Да, – тихо ответил Глеб, думая, что я сплю.
– Как она? – услышала я хмурый голос Коли.
– Нормально.
– Домой собирается?
– Колёк, дайте девчонке отойти… Я вчера пересрал, представь, каково ей было.
– Я-то ладно, но родители… Нюта сдерживает, но долго оборону держать не сможет.
– Ладно, – шепнул Глеб и отложил телефон в сторону.
Выехали мы на красной Мазде СХ5 – машине Лии, которую он забрал и возвращать, как оказалось, не собирался. На внедорожник Глеба было страшно смотреть. Меня охватила паника от одного вида битых боков, разбитого лобового стекла, покорёженной двери. Сколько же будет стоить ремонт? Я понимала, что Глеб не предъявит мне счёт, но… ведь это моя вина, а Голованову деньги не с неба падают. Они вообще никому с облака не валятся в виде непредвиденных осадков из купюр с Бенджамином Франклином на лицевой стороне.
– Не переживай, КАСКО покроет.
А вот ремонт папиного таракана никакое КАСКО не покроет, это я поняла, как только мы подъехали к дому. В дальнем углу, при входе, стояла груда искорёженного металла. Оказалось, Гетц скатился по насыпи на следующую ступень серпантина, перевернулся несколько раз, а потом шлёпнулся ещё раз плашмя на крышу. По счастливой случайности маленькая машинка не создала больших проблем, ведь внизу могли ехать люди, оказавшиеся волей судьбы в непогоду на перевале. Пострадать. Погибнуть!
Меня трясло как в лихорадке, когда я встала, словно вкопанная, у ворот. Через минуту подскочил Алёша и выдал наше появление визгливым:
– Ириша приехала с Епушкой!
Сразу же выскочила из летней кухни мама, отбросила в сторону фартук, который держала в руках, накинулась на меня с объятиями и слезами, причитая на все лады, хватая меня то за лицо, то за руки, то за плечи, повторяя, как заведённая:
– Господи, Пресвятая Богородица, спасибо, спасибо, спасибо!
– Ох, ты ж! – пробубнил папа, прижав меня к себе. – Вот и хорошо, вот и славно, живёхонькая, вот и ладно.
– Папа, прости, – заревела я, отчаянно шмыгая носом. – Я тебе машину куплю, другую, новее.
– Дался тебе этот кусок железа, – отмахнулся папа. – Думать о нём.
Потом сидели в привычной беседке под моим окном. Коля рассказывал, как отправился с самого утра на перевал с эвакуатором, привёз таракана домой, что сказал мастер при беглом осмотре, и что решили по итогам: Гетца продать на запчасти – движок, например, совсем не пострадал при падении, – а кузов на металлолом. В конце сезона сложить всё, что получится, плюс у Колька есть заначка – всё-таки подводники не последний хвост без соли доедают, – и купить новую машину. Давно пора.
Отец деловито советовался, какую машину лучше взять. На минивен замахнуться? Глеб кивал, охотно отвечал, Коля активно поддерживал беседу, как и Нюта, которая разбиралась во всём, в чём разбирался муж. Может быть, даже устройство ядерного реактора на подлодке знала, если это не военная тайна, конечно.
А я… Так паршиво мне не было никогда в жизни, даже когда приехала злосчастной ночью домой накануне свадьбы Глеба, или очнулась после первого года самостоятельной жизни, поняв, что умудрилась за год наворотить такого, что расплачиваться, возможно, придётся всю жизнь.
Я тихо всхлипнула и не смогла сдержать очередных слёз.
– Ир, перестань, – попытался проявить сочувствие Коля.
– Оставь её, – зафырчала Нюта, ткнула со всей силы костяшками пальцев ему в ребра, а потом ещё и ущипнула. Коля зашипел, но руку не убрал, не отодвинулся.