Прискорбные обстоятельства - Михаил Полюга

— Все, я пошел спать! — наливаясь внезапной злобой и справедливо опасаясь ввязаться в скандал с женой, недолюбливавшей мою мать, поднялся и пошел к двери спальни я. — Счастливо оставаться!

Краем глаза я видел, что Ващенков недоуменно посмотрел мне вслед, запрокинул надо ртом стопку, одним махом проглотил самогон, а после ухватил с тарелки и принялся жевать вялое бледно-зеленое перышко лука.

«Неужели теперь же не встанет и не уйдет? — думал я, на всякий случай неплотно прикрывая за собой дверь. — Должен уйти! Ведь он умный человек и не может не понимать… Непременно уйдет!»

Не раздеваясь, я грузно сел на кровать, потом лег поперек кровати и стал прислушиваться к доносившимся до меня звукам, ожидая движения отодвигаемых стульев, голосов прощания, удаляющихся шагов. Но за дверью по-прежнему раздавался монотонный, надоедливый бубнеж Ващенкова, и только изредка ему вторил голос жены, как мне показалось, затухающий, утомленный.

«Вообще-то, мужики так не поступают, — с запоздалым раскаянием подумал я. — Тем более у себя дома. Черт ее дернул демонстрировать свое отношение к моей матери! Молчала бы в тряпочку, зачем ему что-нибудь о нас знать. А я если бы не ушел, то однозначно вспылил бы и наговорил гадостей. Но уже поздно возвращаться, да и глупо — еще глупее, чем подняться из-за стола при госте и идти спать».

Так прошло, может быть, полчаса или того более. Сон одолевал меня, но неотступная мысль о том, что происходит за дверью, да и сама нелепость происходящего возмущали во мне подозрение и злобу и не позволяли сомкнуть глаз.

«Ну почему не прогонишь это пьяное мурло? — мысленно попрекал я жену, как зачастую виновные попрекают невиноватых. — Неудобно? А пить с чужим мужиком за закрытой дверью, в то время как муж давно уже спит, удобно? Или вы там другим занимаетесь?»

Тут дверь скрипнула, и я поспешно закрыл глаза и глубоко задышал, как дышит человек спящий.

— Что, в самом деле спит? — донесся до меня негромкий удивленный голос Ващенкова.

— Спит, — подтвердил голос моей жены, и мне внезапно показалось — так переговариваются между собой подлые заговорщики. — Я ведь говорила, что спит. Лишняя рюмка всякий раз выбивает его из колеи.

Когда Ващенков наконец изволил уйти, я посмотрел на часы: было начало третьего ночи.

— Спишь или притворяешься? — спросила меня жена злым подсевшим голосом, входя в спальню. — Ну ты и скотина! Еще немного, и я запустила бы в него сковородкой!

— Так уж и сковородкой? — с издевкой переспросил я, ощупывая жену глазами. — Судя по всему, вы там хорошо поладили: такой нежный между вами был шепот…

— Поладили, говоришь? Я ему: Лев Георгиевич, закуски уже нет, как же вы пьете? А он мне: как нет закуски, а яйца? Я ему: сало закончилось, не на чем жарить. Он в ответ: яйца нужно есть сырыми! Выпьет яйцо, а скорлупу жует, жует… Да еще ухмыляется.

— Такое я уже видел.

— А как сообразил, что ты и вправду спишь, — начал мне руки гладить. Видно, совсем крыша у него поехала. Или принято так у вас, у прокурорских: беру, что хочу? Ну да ты меня знаешь, я его тут же домой наладила… Не трогай меня! Еще один такой фортель с твоей стороны — и вылетишь из дома к чертовой матери!

Впрочем, неудачный визит Ващенкова меня особо не насторожил: мало ли, мужик перебрал, вот и померещилось бог знает что…

Зато как славно мы почудили с Львом Георгиевичем в те годы! Да и значительно позже, когда я наконец был назначен прокурором соседнего района, а жил все так же в городе, я часто заезжал после работы к Левушке накатить по сто грамм. Либо он ехал ко мне в район — на охоту, рыбалку или просто так, отведать замечательной ухи в рыбхозе, на берегу реки Роставица, и мне тогда казалось, что наше взаимное расположение крепнет изо дня в день.

Потом я перебрался в область, был назначен начальником отдела, а Льва Георгиевича повысили до должности прокурора города. Сидя в новом кресле, он на первых порах преуспел и даже получил, хитро сманеврировав с пропиской матери, вторую, трехкомнатную квартиру и оставил за собой обе. Но прошло еще несколько лет, и, по причине участившихся конфликтов с новоизбранным мэром, он уволился с работы под благовидным предлогом выхода на пенсию по выслуге лет.

Тогда-то я и позвал к себе в отдел Ващенкова.

— Зачем ты это сделал? — спросила меня жена. — Только законченный идиот берет себе под крыло конкурента.

— Он мне не конкурент.

— Но и не друг. Удав под одеялом. Ты, мой милый, простак, а он стратег и умница по части интриг, и если пошел к тебе в отдел, значит, пошел за какой-то надобностью. Не за твоим ли местом? Только подставь ему шею — он тебе позвонки переломает!

И снова жена оказалась мудрее и дальновиднее меня.

Вскоре выяснилось, что Ващенков — не просто человек с характером, но с характером вздорным и упрямым. И то, что я развел в отделе подобие демократии, вполне сочетаемое с жесткими решениями и единоначалием, и это сходило мне с рук, когда дело касалось всех остальных работников отдела, оказалось трудноисполнимым в отношениях с Ващенковым. Он мог позволить себе заканчивать спор со мной, демонстративно оставаясь при своем мнении, тогда как другие благоразумно замолкали и дулись в тряпочку, если видели, что спор начинает выводить меня из себя. Мог открыто не соглашаться с моими указаниями, и мне приходилось повышать голос или, лавируя, перепоручать исполнение другому прокурору отдела.

— Я не согласен с квалификацией преступления: в деле и близко нет признаков организованной преступной группы, — мог жестко заявить он в присутствии не только прокуроров отдела, но и следователя вкупе с каким-нибудь руководителем подразделения УБОПа. — Ментам нужны показатели, а вы, Евгений Николаевич, идете у них на поводу. А мне потом что в суде делать? Краснеть и за них, и за нас? Я не подпишу справку о наличии группы. Хотите, забирайте у меня дело и передавайте кому-нибудь другому.

— Я вам поручил, Лев Георгиевич, вот вы и изучайте дело, — едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, отвечал я. — Посмотрите, что еще можно сделать: кого-то передопросить, назначить экспертизу, дать гарантии кому-либо из обвиняемых о смягчении приговора в обмен на признательные показания. Еще есть время. Пусть следователь с операми поработают, а там вернемся к этому вопросу.

— Евгений Николаевич, мы не успеем к сроку, — принимался ныть не разбирающийся в подковерных играх убоповец, и умоляюще заглядывал мне в глаза. — Скоро конец квартала, отчетный период, а мы отстаем от прошлого года на две организованные группы…

— Что могли, то сделали… — вторил следователь, которому не хотелось дорабатывать дело.

Ну как объяснить этим недорослям, что я попросту оттягиваю решение вопроса, чтобы через неделю-другую все переиграть полюбовно?!

— Вот-вот, конец квартала! — скалил в недоброй ухмылке зубы ушлый Ващенков. — Показателей не хватает? А как дойдет до сопровождения дела в суде, так вас и след простыл: ни свидетеля доставить, ни отследить, почему потерпевший после общения с адвокатом подсудимого внезапно поменял показания…