Вампиры ночи - Кейдис Найт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через некоторое время отстраняюсь, чтобы что-то сказать, но внимание Лукки уже обращено на меня, и его губ касается озорная ухмылка. Он высовывает язык. На кончике белеет крошечная таблетка. Но не обычная. Она перламутровая и мерцает, как только на нее попадает свет.
Наркотики – не по моей части. Я не делала ничего серьезного с тех пор, как мать заставила меня пойти на вечеринку магов, где нам надо было порезать себя и покрыть раны лягушачьим ядом. Суть заключалась в том, чтобы увеличить свои магические силы до высокого уровня. Очевидно, у меня ничего не получилось. Вместо этого я всю ночь раскачивалась в углу взад-вперед, бормоча о теориях про Чарли Шина.
Тот отпуск нельзя было назвать драгоценным времяпрепровождением матери и дочери, на который она надеялась. Почему мама не могла согласиться на вечер с мороженым и просмотром фильма «Реальная любовь», как нормальный родитель?
Но это совершенно другое.
Не знаю, то ли из-за того, каким он был ранее в приюте, то ли из-за гипнотической волшебной музыки, или просто из-за того, что он такой, какой есть, – я ему верю. Он заставляет меня чувствовать себя неуязвимой. И хоть внутри этого сумасшедшего клуба я начинаю терять голову, в то же время чувствую, что нахожусь в безопасности. Внешний мир больше не реален. Не будет никаких последствий. Лукка не допустит, чтобы со мной случилось что-то плохое.
Привстав на носочки, я открываю рот, и он, касаясь моего языка своим, передает мне таблетку. Вкус у нее похож на арбузный, и как только она попадает мне в рот, сразу же начинает шипеть. Лукка собирается отстраниться, но я ему не позволяю. Мои руки касаются его выбритых висков. Обхватываю его за шею и притягиваю вниз. Он тут же прижался своими губами к моим, жадно впиваясь в них и сталкиваясь зубами. Вкус шипучего арбуза и крови смешиваются с ненасытным голодом Лукки по мне. В голове все плывет.
Его руки теряются в моих волосах, его язык исследует мой рот, его дикое рычание вибрирует на моих губах. Хочу его, и с каждым ударом музыки это чувство растет. Я плыву. Падаю. Теперь не знаю, где кончается он и начинаюсь я.
Его язык касается моей ключицы. Понимаю, что хочу почувствовать восхитительную остроту его клыков, вонзающихся в мою кожу. Хочу, чтобы моя кровь была у него во рту. Хочу выпить его и словить кайф. Хочу, чтобы он испил меня. Но Лукка этого не сделает. Я не его еда.
Кто я для него? Кто я вообще такая? Это больше не важно. Прямо сейчас я никто, лишь свет, любовь и музыка. Она кружится вокруг нас, словно птица, оставляя перед моим взором цветной дым.
Лукка. Молочные глаза, полуприкрытые веки, движения его тела синхронны с моим и ледяные кончики пальцев, бегающие по моей спине, словно он считает каждый позвонок. Мои руки опускаются под его майку и медленно проводят по нижней части торса.
– Что за чертовщина в этих таблетках? – бормочу я, но мой голос кажется таким далеким.
Возможно, это даже не мой голос. Может, чей-то другой. Кого-то, кто стоит в туннеле на другой стороне мира.
– Тебе нравится, Ведьмочка? – произносит Лукка.
Его большой палец, покрытый татуировками, скользит по моей нижней губе, и я с тихим стоном беру его в рот. Я изголодалась. По нему, по большему, по всему этому.
Он смеется.
– Эта таблетка была идеей моего брата.
Слегка потрясываю головой, пытаясь прийти в себя. Знаю, что сказанное Луккой важно. Мне нужно собраться, но до меня никак не доходит. Таблетки создал Константин?
– Наркотики? В такое Константин бы не стал ввязываться, – произношу я, будто мне известно, во что бы он вообще стал ввязываться. Не прошло и двух недель, а я уже их знаю? Доверяю им?
Мне понадобилось много сил, чтобы связать слова в предложение. Мое лицо будто желе, а рот словно резина. Хочу, чтобы меня поцеловали. Хочу ощутить холод его губ на своих, и чтобы он заставил меня забыть о настоящей причине моего пребывания в России. Хочу быть той, кем он меня считает.
– Костя их изготавливает. Обычные средства на нас не действуют, поэтому он создал нечто особенное. – Лицо Лукки заливается чем-то похожим на чувство гордости. – Это наркотик радости. Ему нравится делать наших ребят счастливыми.
Мысли возвращают к тому моменту, когда несколько дней назад я зашла в кабинет Константина. Тогда он разговаривал с мужчиной в белом халате.
– Константин химик? – спрашиваю я.
Лукка смеется.
– Мой брат не пачкает руки. Доктор Василий готовит их для него. Жалкое подобие Вампира, слишком плаксивый. Мне он не нравится… Но наркотики у него получаются хорошие.
Что?
– Где? – говорю я. – Где этот доктор создает наркотики для твоего брата?
Лукка пожимает плечами, будто в этом нет ничего особенного.
– У Кости есть лаборатория под «Черным кроликом».
Лаборатория? Моргаю раз, два. О чем он говорит? Это как-то связано с теми анализами крови, которые я видела на электронной почте Константина?
Таблетка начинает творить свою магию. Чувствую, как она разливается по моим венам, словно жидкая звездная пыль. Клуб заполняется вспышками света, мерцающими огнями, цветные лучи ослепляют меня, и я расслабляюсь. Все вопросы испаряются. Позволяю музыке стереть их из моей головы.
Завтра я репортер, но сегодня ночью принадлежу Лукке.
Глава двадцать вторая
Лукка легко двигается, пока мы на цыпочках крадемся по особняку Волковых. Он придерживает меня, так как после ночи танцев мои ноги ужасно ноют, а наркотики и магия до сих пор пульсируют во мне, замедляя реакцию.
Я врезаюсь в статую обнаженной нимфы, и ее с молниеносной скоростью подхватывает Лукка, не давая разбиться о мраморный пол.
Он ругается.
– Что? Боишься разбудить большого братца? – подначиваю я его. После издаю смешок. Все вокруг кажется невероятно забавным.
Должно быть, из-за Ведьмовской музыки. Он неодобрительно смотрит на меня, затем провожает в гостевую комнату и тихо закрывает дверь. На мгновение воцаряется тишина, мы просто стоим и смотрим друг на друга.
– Уже поздно, – произносит Лукка.
Хотя он имеет в виду, что рано. Небо розовело, когда мы входили в дом, и ставни уже опущены.
В ответ лишь усмехаюсь:
– Не успел вернуться к комендантскому часу?
Лукка улыбается мне с высоты его роста. Улыбка безумца.
– Это ты не успела вернуться до своего отбоя. – Он наклоняется к моему уху и