Проклятие темных вод - Пенни Хэнкок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он понадобится на том берегу, чтобы забраться на стену, — пояснил Себ. — Хотя все равно придется ждать прилива. Если не достанем до верха стены — толку не будет.
Когда вода поднялась достаточно, чтобы мы могли спустить плот, стало темнеть.
Поднявшийся ветер погнал волны вверх по течению. С обоих берегов нам уже подмигивали желтые огни. Посреди реки они тоже мерцали: на отдыхающих на якорях судах, на речных трамвайчиках, совершающих последние за день рейсы.
Я спросила, что мы будем делать, если в фарватере окажемся на курсе какого-нибудь судна и не сможем уступить ему дорогу. Себ ответил, что все с нами будет отлично, а мне лучше заткнуться. «Даже если случится худшее, — подумала я, — можно просто спрыгнуть с плота, а потом сплавать за ним». Как всегда, уважение Себа было для меня важнее собственной безопасности.
Я потихоньку сбегала в Дом у реки и стянула из прихожей непромокаемую верхнюю одежду. Гидрокостюмов мокрого типа в те дни еще не было. В доме стояла тишина. Тот, кто расстроил меня утром, не показывался. Я сняла с крючков два плаща из промасленной ткани и сбежала по ступеням, которые в самом низу уже лизала вода.
— Ну что ж, наш «кораблик» готов к спуску, — объявил Себ. — Соня, ему нужно имя. Как назовем?
— «Тамаса».
— «Тамаса»?
— Это древнее название Темзы, — объяснила я. — Переводится как «темная река». Мы в школе проходили. Смотри, она и сейчас темноватая.
— Ладно. Теперь разобьем о борт бутылку. Спуск должен пройти по правилам.
Мы стояли на ступенях. Себ привязал веревку к ручке одной из железных бочек, составлявших корпус «Тамасы», затем примотал полную бутылку «Браун эль» к другому концу и швырнул ее в борт плота. Бутылка разбилась лишь после нескольких попыток.
Мы сошли по двум последним ступеням в пенящийся прилив. Смирившись с предстоящим, я не обращала внимания на воду, заливавшуюся в сапоги, и помогла Себу столкнуть плот в волны. Мы запрыгнули на него, легли на живот и отправились в путь. Парень раздобыл весло для каноэ и яростно греб, но через несколько минут выдохся. Течения были куда сильнее. Мы потеряли управление суденышком. Река могла сделать с нами все, что ей вздумается.
Через несколько секунд мы очутились почти на середине. В сгущающихся сумерках берег казался непривычно далеким. Плот едва возвышался над поверхностью.
— Ух ты! — заорал Себ, когда приливные течения снова подхватили плот и стремительно понесли вверх по руслу. — Греби шустрее! — кричал он мне. — Иначе нас снесет к Ротерхайту или острову Джейкоба! Течение сильнее, чем я думал!
Полагаю, даже Себ в тот момент испугался. Плот крутился, падал и взмывал на волнах, ледяная вода плескала через борт нам в лицо. Вскоре нас отнесло далеко к северу, выше по течению. Река утащила нас гораздо быстрее и дальше, чем мы могли представить. Чуть правее впереди сваи, мощные деревянные столбы, поддерживали идущую над ними улицу. Их связывали цепи. Железные трапы там поднимались до палуб пристаней. Себ дышал заполошно, и я почувствовала, что он близок к панике.
— Тормози! — Парень перекрикивал ветер, плеск воды о борта плота, грохот и рев моторов проходящих мимо невидимых нам судов (в сумерках нас невозможно было заметить из их ярко освещенных кают).
— Сунь весло в воду и держи крепко или… О черт, черт!
Я быстро опустила весло в воду. Плот развернуло вправо.
Наконец нам удалось заплыть под пристань. Была это моя заслуга или воля реки — не знаю. Здесь царили другие звуки. В темноте гулким эхом отдавались капанье и бульканье. Когда Себ заговорил, голос его рикошетил от стен.
— Ух! Я уж думал, нам крышка. Все, спасены! Соня, бросай веревку. Привяжу нас.
Он захлестнул веревку за сваю, встал на качающемся плоту и растопырил руки с таким бравым видом, будто не испытал только что несколько мгновений ужаса.
— Что дальше? — спросила я.
— Есть несколько вариантов. Первый: ждем отлив и топаем на берег пешком. Второй: лезем по трапу наверх и едем домой на автобусе. Третий: разворачиваемся и гребем обратно. Четвертый: я поднимаюсь по трапу, а тебя оставляю на плоту, чтоб посмотреть, как ты будешь выбираться.
— Только не последний вариант! Себ, пожалуйста! Я замерзла, тут страшно, опасно…
— С чего опасно-то?
— Себ, пока мы болтаем, «Тамаса» тонет. Нас никто не увидит. Вода поднимается. Плот просто расплющит о причал!
В темноте я видела только силуэт любимого, поэтому не была уверена, пожал он плечами, улыбнулся или просто проигнорировал мои слова, но Себ вдруг подогнал плот к одной из свай с железным трапом и стал карабкаться по нему.
— Вернись! Не бросай меня здесь!
Он обожал вот так где-нибудь взять и бросить меня. Не ведала я тогда, что еще не испытала этого в полной мере. До конца.
Плот все вертелся да прыгал вверх-вниз на мелких волнах. Он был привязан, поэтому я знала, что его не унесет вверх по реке или, еще хуже, вниз, когда прилив выдохнется. Я осталась одна в темноте. Вокруг — плеск поднимающейся воды о сваи. Что же делать, если прилив не оставит воздуха между мной и причалом? Да и «Тамаса» уже погрузилась ниже ватерлинии. Совсем скоро плот затонет, и мне останется только держаться; постепенно руки мои ослабеют, я разожму пальцы и погружусь в темную пучину настоящей Тамасы, слишком замерзшая и обессиленная, чтобы выплыть. Значит, надо идти за Себом. Но речной холод уже заполз в меня. Зубы стучали беспрестанно. Я попыталась ухватиться за трап, но покачнулась, не успев выпрямить ноги, и едва не вывалилась за борт.
После четырех или пяти попыток подтянуться, не в состоянии найти хоть какую точку опоры, я шагнула с «Тамасы», которая все крутилась, уходя под воду, — и сдалась. Я едва могла пошевелить пальцами, и руки уже не слушались.
А Себ ушел. Я сидела на том, что осталось от нашего плота, завернувшись в плащ и подтянув колени к подбородку. Было отчетливо слышно, как где-то у стены возятся и пищат крысы. Я опять громко позвала спутника. Он не ответил. Представила его в тот момент: удобно расселся в каком-нибудь пабе, заказывает светлое пиво — Себу всегда продавали алкоголь, несмотря на возраст. И тут я почувствовала знакомый яростный натиск протеста, и зависти, и острого желания, которые он почему-то всегда во мне будил.
Вскоре пришлось решать неотложные проблемы. «Тамаса» определенно тонула. Корма — дальняя от меня часть нашей конструкции из больших кусков пенопласта, которые, по идее, должны были держать суденышко на плаву, — начала уходить под воду. Я бы и не заметила этого в темноте, если бы луч сверху не осветил дальний конец плота. Сапоги нахлебались воды; я попыталась их стянуть. Затем вдруг в уши ударил рев мотора, «Тамаса» опасно поднялась… Последнее, что я помню: ослепительно-белый свет заливает глаза, меня обхватывают большие, сильные черные руки.
Очнулась в полицейском катере, чей прожектор меня и ослепил. Себ ушел домой. Не уверена, что он унизился до того, чтобы позвать полицию искать меня. Знай я тогда то, что знаю сейчас, поняла бы, что парня в тот момент наказали очень-очень легко. Выговор. Запрет выходить из дому один день. Только и всего. До следующего раза.