Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943 - Курт Хохоф

при положении сидя и стоя температура спадала. Но стоило кому-нибудь прикоснуться ко мне, как меня опоясывала боль, проникая до кончиков волос. Прослышав про мою болезнь, пришел Хюбл, с которым мы недавно поссорились из-за того, что я поддел его, заявив, что он завидует старым фельдфебелям, ставшим офицерами. Мы поговорили и помирились.

23 февраля, в день Красной армии, мы ожидали, что противник предпримет нечто грандиозное, но были приятно разочарованы, когда вечером с песнями и громкой болтовней перед нашими блиндажами возникло 15 пьяных в стельку русских. Наши через рупоры обещали им свободу, хлеб, шнапс и сигареты, если они перейдут к нам. Потом разведчики доложили, что они, протрезвев, отошли назад к железнодорожной линии и открыли огонь. Дал о себе знать и бронепоезд.

Вечером командиру батальона капитану Хюберу вручили Рыцарский крест. Оказывается, наш батальон неожиданно для всех занял первое место в дивизии, хотя все считали, что он ни на что не годен. Но надо признать, Хюбер управлял своими подразделениями железной рукой, и это чувствовалось по тому, как он разговаривал по телефону. Капитан всегда был прав, спокоен и в приподнятом настроении.

– Представляю, как разочарован капитан Мэдер, – заметил Хюбл, – ведь он считался первым претендентом на получение Рыцарского креста.

– Такое часто случается в армии. Ты считаешь, что заслужил награду, а орден получает другой.

– При этом следует отметить, что мы прибыли сюда всего за два дня до решительных боев, и Хюбер, если так можно выразиться, снял сливки, взбитые Мэдером, получив от него хорошо подготовленные позиции.

– Наберитесь терпения, – встрял Мюллер. – Справедливость восторжествует. Нас всех ожидает крест – за доблесть.

Все рассмеялись.

– Нам надо поздравить комбата, – заметил Хюбл.

Он очень не любил покидать свой дом, но, поразмышляв, все-таки решил отправиться вместе со мной на командный пункт батальона. Мы поздравили господина капитана, пожали ему руку и получили от него изрядное количество шнапса, а также ящик сигарет для взвода.

– Глядите! – встретили нас сослуживцы. – Игра стоила свеч!

Через три дня температура и головокружение прошли сами собой, но голова при малейшем к ней прикосновении все еще продолжала болеть.

– Похоже на отравление, – заявил батальонный врач, к которому я обратился.

Под глазами у меня были черные круги, но вшам моя температура не понравилась, и они пропали.

Пришли нерадостные известия о судьбе Флорича, которого вместе с его людьми нашли в поле раздетого и исколотого штыками.

В первых числах марта огонь русской артиллерии снова усилился. Один снаряд попал в наш дом, пробив жестяную крышу, словно газетную бумагу, и разворотив двери. В это время мы лежали на нарах, да к тому же у меня разболелся зуб, добавив страданий к мукам голода. Я все еще не отваживался есть, помня о пережитом отравлении. Пойти к зубному врачу у меня не было сил.

От попадания снаряда с чердака посыпался мелкий мусор, и комнату заволокло пылью. Мы чуть было не задохнулись. Стало темно. Послышались крики. Я вскочил и стал себя ощупывать. Вроде бы цел, не ранен. В полутора метрах над моей головой в стене виднелась большая дыра. Снаряд, пробив перекрытие и стену, вылетел во двор и там взорвался, ранив часового в ногу.

Я стал звать товарищей по именам. Когда пыль осела, все были на ногах. Тут к нам ворвался Хюбл и заорал:

– С меня хватит! Немедленно приступить к сооружению нормального бункера!

Огонь противника был силен, но страх еще сильнее. Весь день мы провели под домом в сыром подвале, а ночью принялись сооружать из него настоящую крепость, потеряв при этом много места. Теперь в нем могла спать только часть нашей команды. Затем перенесли дверь в доме на безопасную сторону.

Сильный артиллерийский огонь неожиданно для всех привел и к положительным результатам. Разрывы снарядов открыли часть буртов с запасами овощей, которые раньше нам найти не удавалось. Каждую ночь по три часа мы, стоя в снегу, раскапывали их, орудуя кирками и лопатами, чтобы отрыть картофель, свеклу и кочаны капусты, которые шли на столь необходимый корм для лошадей. Пришла колонна машин, и к извлечению съестных сокровищ присоединилась чуть ли не половина батальона. В следующие дни пошел снег и дал нам возможность проводить работы и транспортировку добытого в светлое время. Копать твердую как камень, промерзшую на 60 сантиметров вглубь землю с помощью нашего слабенького шанцевого инструмента было не просто.

В эти дни русским удалось прорвать линию обороны справа и слева от нас. Судя по всему, они хотели создать мощный плацдарм для дальнейшего наступления. После обеда и вечером по нас велся шквальный минометный огонь. 3-й батальон был срочно переброшен по железной дороге на подмогу соседнему полку. Наша артиллерия развернула свои орудия в другую сторону, чтобы обеспечить огневую поддержку их контрудару. По данным разведгрупп, перед нами частей противника почти не было.

Порывы ледяного северного ветра не позволяли более сохранять тепло в полуразрушенном доме. Поэтому мы были только рады, когда в воскресенье 16 марта поступил приказ оставить позиции. Нам предстояло принять участие в весенней битве под Харьковом и деблокировать роты, состоявшие сплошь из пекарей и мясников. Это было все, что могли послать высокие штабы на фронт под Харьков.

Констанцер, считавшийся специалистом по забою свиней, попытался перевестись на кухню. Я взглянул в его уродливое лицо и ехидно спросил:

– Что, испугался?

Тогда, чтобы доказать свое бесстрашие, Констанцер схватил забравшуюся в его фляжку живую мышь, откусил ей голову и выплюнул.

Глава 6

Весеннее пробуждение в Бабке

Была темная ночь, и только звезды сияли на небосклоне холодным светом. Где-то лаяла собака. Мы собирали свои вещи, связывали узлы и паковали чемоданы. На улице уже стояли подводы, каждая из которых была запряжена двумя лошадьми. Дорога предстояла нелегкая.

– Мюллер, не забудь сковородки! – крикнул кто-то.

– А конину брать?

– Конечно! Кто знает, что мы завтра будем есть?

– Не забудьте кирки и лопаты, топоры, шанцевый инструмент! Эрхард, проверьте, все ли агрегаты загружены? – раздался голос Хюбла, стоявшего в стороне и угрюмо наблюдавшего за нашей суетой. – И не гремите так! Кто тут возничий? А, Коглер! Вы же самый рассудительный из всех!

– Так точно, господин фельдфебель! – Коглер был как всегда спокоен, что объяснялось его крестьянскими корнями.

– Где это видано? Покидать позицию посреди ночи! Куда мы направляемся, господин унтер-офицер?

– А кто его знает? Известно только о боях в лесу и что русские стоят под Харьковом. Слышите выстрелы?

В ночи до нас доносился шум отдаленного боя.

– Этого нам только не