Особый отдел и око дьявола - Николай Чадович

Свежий снежок уже запорошил остывшее пожарище, и казалось, что никакой постройки на этом месте вообще не существовало. Деревня выглядела безлюдной, а оживление наблюдалось лишь во дворе сыроварни, куда подвезли партию свежего молока, да возле приземистого амбара, ныне выполнявшего функции магазина.

Цимбаларь взглядом отыскал самый короткий путь к опорному пункту и с удивлением убедился, что тот проходит через территорию коровника. Человек, привыкший экономить время, скорее всего, выбрал бы именно его. А ведь в ту злосчастную ночь участковый Черенков очень спешил куда-то…

Приоткрыв тяжёлую дверь, украшенную резными символами всех четырёх евангелистов, Цимбаларь спросил у священника, клавшего перед образами земные поклоны:

– Скажите, святой отец, а нет ли среди церковной атрибутики чего-то такого, что хотя бы отдалённо напоминало вилы?

– Нет, – не оборачиваясь, ответил священник. – Вилы есть принадлежность дьявола. Им не место в божьем храме.

Едва Цимбаларь зашёл на опорный пункт, как о себе дала знать рация, оставленная под подушкой.

– «Второй» вызывает «Первого», – голос Кондакова звучал глухо, как из подземелья. – «Второй» вызывает «Первого».

– На связи, – ответил Цимбаларь.

– Ты почему раньше не отзывался?

– Забыл рацию в избе.

– Я так и понял… Слушай, нашлась свидетельница, видевшая поджигательницу магазина. Никогда не догадаешься, кто это был!

– А я её вообще знаю?

– Конечно.

– Неужто Валька Дерунова отличилась? – Эта мысль скорее огорчила, чем обрадовала Цимбаларя.

– Плохой из тебя отгадчик. Даю ещё две попытки.

– Баба-Яга и Красная Шапочка…

– Всё шутки шутишь? Ничего, сейчас эта охота у тебя пропадёт. Поджигательницей была Людмила Савельевна Лопаткина.

– Да ты что! – вырвалось у Цимбаларя. – Я же в тот момент с ней по рации разговаривал, вот как с тобой сейчас.

– Говорить она могла откуда угодно. Хоть с церковной колокольни.

– Она сама об этом знает?

– Да знаю я, знаю, – в разговор включилась Людочка. – Пётр Фомич меня уже обрадовал.

– Ну и что ты скажешь?

– Скажу, что тулуп, по которому меня опознали, накануне пожара пропал. Я тогда этому никакого значения не придала, думала, завалился куда-то. А сейчас всё перерыла – нету!

– Кто его мог украсть?

– Да кто угодно, в этой избе целый день вавилонское столпотворение. Старухи, перед тем как к фольклористке пойти, свои номера репетируют. Ну и попутно прикладываются к рюмашке.

– Понятно… – Цимбаларь ненадолго задумался. – Если ты не страдаешь лунатизмом и не ходишь ночью по деревне, одновременно переговариваясь с коллегами по рации, то вывод напрашивается абсолютно однозначный – кто-то нас усиленно шельмует. На меня уже вся деревня как на держиморду смотрит. Тебя хотят обвинить в поджоге. Наш радиообмен прослушивается. Скоро дойдёт очередь и до многоуважаемого фельдшера. Я даже заранее знаю, что ему будет инкриминировано. Развратные действия по отношению к пациенткам.

– А почему не изнасилование? – поинтересовалась Людочка.

– К сожалению, в это вряд ли кто поверит, – скорбно вздохнул Цимбаларь.

– Не понимаю, чему вы радуетесь, – голос Кондакова всё время перебивали странные шумы. – Возможно, это и есть начало того самого процесса отторжения чужеродных особей, жертвами которого стали Черенков и Решетникова.

– Что-то уж больно рано за нас взялись, – усомнилась Людочка. – Ещё и обжиться как следует не успели…

– Дурную траву лучше всего на корню уничтожать, – теперь пошутил уже Кондаков, хотя и не особо удачно.

– Ты сама кого подозреваешь? – спросил Цимбаларь.

– Да пока вроде бы никого, – ответила Людочка. – Среди примет поджигательницы указывают ещё и высокий рост. То есть мой тулуп мог одеть и достаточно сухощавый мужчина. Например, сторож магазина… как его…

– Ширяев, – подсказал Цимбаларь. – Но ему-то зачем в чужую одежду рядиться? Мог бы и без всяких фокусов магазин поджечь… Хотя он человек со странностями и у меня на подозрении состоит с самого первого дня.

– Вот видишь… Короче, надо искать тулуп. Через него мы выйдем на поджигателя. Тулуп приметный. Сам из романовской овчины, а воротник песцовый.

– Одну минуточку, – сказал Кондаков, и голос его пропал из эфира.

– Что там у него случилось? – после минутной паузы с досадой произнёс Цимбаларь.

– Наверное, забыл снять с больного медицинские банки и теперь их придётся разбивать молотком, – сказала Людочка, тоже не чуждая иронии.

– Позубоскальте, позубоскальте, – немедленно отреагировал Кондаков. – Я, между прочим, всё слышу… А тулуп искать не надо. Он висит в приёмной фельдшерского пункта, и все посетители шарахаются от него, как от бешеной собаки.

– Вы его уберите в какое-нибудь укромное местечко, – попросила Людочка. – Я потом попробую найти отпечатки пальцев. Кроме того, не мешало бы выяснить, кто его вам подбросил… Ну всё, мне пора на урок.

– А я пойду молотком сбивать банки, – сообщил Кондаков.

– Зато у меня планы самые простые, – в тон им обоим произнёс Цимбаларь. – Проведу дегустацию на сыроварне, а если останется время, прильну к живительному роднику русской словесности.

– Выпьешь водочки «Лев Толстой»? – уточнила Людочка.

– Нет, загляну в здешнюю библиотеку.

– Если заметишь что-нибудь подозрительное, сразу радируй, – сказал Кондаков. – Примчусь на помощь.

– С отвагой в сердце и с клизмой в руке, – не удержалась от шпильки Людочка.

Вопреки предсказаниям Цимбаларя, следующей мишенью для травли стал не лжефельдшер Кондаков, а Ваня, изображавший из себя тихого, прилежного школьника.

Едва усевшись за заднюю парту и раскрыв русскую версию журнала «Плейбой», замаскированную под альбом для рисования, он ощутил в левой ягодице довольно чувствительный угол. Сдержав вполне естественное в этой ситуации крепкое словцо, Ваня незаметно для посторонних сунул под себя руку и извлёк на свет божий острый сапожный гвоздик, шляпка которого была вделана в кусочек пластилина (и то и другое использовалось сегодня на уроках труда).

В школе такие подлянки устраивали обычно ябедам, отличникам и учительским любимчикам. Одноклассники, по-видимому, ожидали, что Ваня пожалуется «мамочке», но тот, действуя крайне осторожно, обезвредил ещё несколько колючих приспособлений (канцелярские кнопки, надо полагать, были в Чарусе дефицитом) и при этом никак не обозначил своей реакции.

Короче говоря, одна сторона бросила вызов, а другая с достоинством приняла его. Зная по опыту, что выжидательная позиция успеха не принесёт, Ваня решил ускорить неизбежное разбирательство.