Пионерский гамбит 2 - Саша Фишер

Тут желудок рванул вверх, я повернулся к Аллочке, сидящей на коленях у нашего воспитателя, и весь мой почти переваренный ужин, чуть подкрашенный вишневой наливкой, оказался на ее футболке. Ну и немного еще на рубахе Артура Георгиевича.

— Б…! — Артур Георгиевич отдернул руки от девушки. — Е…. твою мать!

— Ой, — сказала Аллочка и сложила губы буквой «О».

— Упс, — сказал я, вытирая губы. — Простите, я не хотел…

— Надо быстро застирать это, Алла, пойдем к крану! — Марина схватила подругу за руку и попыталась поднять. На ногах девушка держалась неуверенно. Ее качнуло, в сторону, она схватилась за стол и опять захихикала.

— Да-да, Марина, надо отмыть… ик… — девушка сделала шаг к двери. — Мыло… Гена, у тебя есть мыло?

— Давай я помогу, — сказал я, подставляя Алле второе плечо.

Артур Георгиевич брезгливо вытирал пятна со своей рубашки носовым платком.

Мы вышли на улицу. Прохладный воздух моментально выгнал остатки тумана из моей головы. Впрочем, его и так было не особенно много.

— Да шагай ты, — шипела Марина, подталкивая Аллу в сторону ближайшего фонтанчика.

— Ой, там такие звездочки на небе! — Алла запрокинула голову и чуть не рухнула назад. Снова засмеялась.

— Да тише ты, дура! — зашипела Марина. — Снимай футболку! Кирилл, помоги мне!

Мы кое-как стянули с пьяной вожатой футболку, стараясь не заляпать ее уже порядком растрепанную косу.

— По небу плыть, роняя свет, им суждено сто тысяч лет… — запела Алла. — Вот вы скучные!

— Лифчик поправь, — прошептала Марина, кое-как натягивая уродливое изделие советской легкой промышленности на положенное ей место.

— Ты скучная! — заявила Аллочка. — Мы же вернемся обратно к ребятам?

— Ага, сто раз, — буркнула Марина и принялась отстирывать футболку подруги. А та снова взялась что-то петь и кружиться, глядя на звездное небо. Я тоже поднял голову.

Ну да, звезды и правда были ничего так себе. Даже мимоходом вспомнилось, как отец мне в раннем-раннем детстве показывал и рассказывал, что вот эти пять звезд — это созвездие Кассиопея. А вот те четыре — Орион. А три посередине — пояс Ориона.

Аллочка вдруг охнула, качнулась и схватилась за дерево.

— Что-то мне нехорошо… — пробормотала она.

Я стоял рядом с корпусом десятого отряда в густой тени и прислушивался, как Марина укладывает ноющую Аллочку в кровать.

— Вот тазик, поняла? — шепотом наставляла она. — Если снова захочешь блевать, наклонись с кровати. Ты вообще меня слышишь?

— Слышу, слышу… Как все странно кружится…

— Алла, закрывай глаза и спи уже, — Марина фыркнула. — Блин, ну зачем ты столько пила, дура тупая?!

— Я уже сплю…

Раздались осторожные шаги, скрипнула закрывшаяся дверь.

Марина вышла на крыльцо и огляделась.

— Кирилл, ты здесь еще?

Глава 18,

в которой мы узнаем, как работает цензура

— Куришь? — нервно спросила Марина. Я помотал головой. Марина чуть помедлила, потом махнула рукой и достала из кармана чуть мятую бело-голубую пачку «ТУ-134». — Да ладно, теперь-то уж что… Я вообще-то тоже почти не курю. У отца утащила. На случай, если…

Она зажала сигарету в зубах, чиркнула спичкой. Не очень умело затянулась и закашлялась. Маленький бревенчатый домик, в котором мы укрылись от случайных посторонних глаз, тут же наполнился кисловатым дымом.

— Так стыдно, ужас, — сказала Марина.

— Да ладно, чего тут стыдиться-то? — я хмыкнул.

— Слушай, ты же никому не расскажешь? — глаза Марины блеснули в темноте.

— Так нечего рассказывать же, — я подмигнул. — Посидели, пообщались, разошлись. Если без пары подробностей — скучнейшная история.

— Спасибо тебе, Кирилл, — серьезно сказала Марина, выдохнув еще порцию дыма. — Ой, как все-таки по-дурацки все получилось… Мы болтали когда с Геной и Артуром на танцплощадке, они казались такими интересными. Мы астрономию обсуждали, Артур много рассказывал про Тунгусский метеорит, про шаровые молнии, еще про всякое. А потом я прямо струсила. Понимаю, что Алка уже ничего не соображает, а сделать ничего не могу. Как замороженная. Ты выручил очень.

— Главное, что все хорошо закончилось, — сказал я. Перед глазами снова возникли кадры, которые мне привиделись, когда я выпил наливки. Распластанное на асфальте тело… Заплаканные и беспомощные глаза… Я тряхнул головой. Надеюсь, Алла больше не попадет вот так по-дурацки. Хотя тут сложно что-то предсказывать. Сегодня я ее вроде как спас от необдуманного шага, а завтра…

Ладно, завтра будет завтра.

Я поднялся. Время, наверное, уже было к часу ночи, если не позже. А утром меня, как всегда, разбудит Цицерона. Буду на стадионе ватный, как плюшевый медведь.

Разумеется, еле разлепил глаза. Не знаю, сколько Елене Евгеньевне пришлось меня тормошить, чтобы вытрясти из мутных обрывочных сновидений в реальный мир. Веки категорически отказывались подниматься, кажется, каждое весило целую тонну.

— Да-да, уже встаю… — пробормотал я и даже спустил ноги с кровати. Вот что, наверное, чувствовал Вий, когда громогласно требовал поднять ему веки… Я наощупь натянул шорты, нашарил ногами кеды и поплелся к выходу.

А, блин! Чуть не забыл! Газета… Вернулся, залез под кровать, вытащил свернутый в рулон ватман и коробочку кнопок. Прикрепить газету наощупь не получилось, пришлось все-таки продирать глаза, чтобы сражаться с плотной бумагой, категорически не желающей прикрепляться на доску.

— Ты чего такой сонный? — спросила Цицерона. — Давай помогу. Это ваша стенгазета, да?

— Ага, — вздохнул я, вдавливая кнопку изо всех сил. Зараза, Сколько же вас надо воткнуть, чтобы этот лист точно не упал? Вообще не держат же… Гвоздями что ли ее надо приколачивать?

В конце концов мы справились. Правда, чтобы газета прочно держалась, пришлось воткнуть по каждой стороне не меньше десятка кнопок.

— Уф, — я сделал шаг назад и еще раз осмотрел наше творение. — Ну вроде неплохо получилось…

— А у нас в отряде газета называется «Молния», — сказала Цицерона. — Там только про срочные новости всякие пишут… Ой, это реально ребята из отряда написали? Ночной кошмар с плюшевым медведем, надо же…

— Ладно, бежим уже на стадион, — буркнул я. — Полчаса тут уже провозились с этой газетой.