Мечта для нас - Тилли Коул

Профессор усмехнулся:

– Пожалуй, я и впрямь сталкивался с «этой хренью».

Он встал, вытащил с книжной полки какую-то брошюру и протянул мне. Это оказался рекламный буклет какого-то музея, расположенного за городом.

– Вам повезло, мистер Дин.

Я просмотрел брошюрку: в ней говорилось о выставке, посвященной синестезии.

– Вы, наверное, шутите. Неужели этой заразе даже выставки посвящают?

– Еще нет, но эта выставка скоро будет готова. – Он снова уселся за стол. – Ею занимается один мой друг, она целиком построена на чувственном восприятии. Это мероприятие определенно стоит посетить.

– Так ведь выставка еще не открылась. – Я разочарованно вздохнул.

– Я могу устроить вам посещение до официального открытия. – Льюис пожал плечами. – Думаю, мой приятель не откажется получить отзывы от еще одного синестетика. И все будут довольны.

– Когда? – спросил я, чувствуя, как учащается пульс.

– Лучше всего в следующие выходные. Я спрошу.

Я взял буклет, засунул в карман и встал.

– Вы уверены, что это хорошая идея? И обычный человек, посетив эту выставку, поймет, что я вижу и слышу?

– Возможно, не до конца. Синестетики часто видят одни и те же вещи по-разному, тут четких правил не существует. Возможно, некоторые ноты тот человек увидит в несколько ином свете.

– В таком случае, почему вы так уверены, что это поможет?

Профессор улыбнулся:

– Потому что говорю, основываясь на личном опыте.

Когда мой отупевший от недосыпа мозг наконец осознал смысл сказанного, мои ноги словно приросли к полу. Вытаращив глаза, я уставился на висевшую на стене цветную фотографию.

– Вы тоже?

Льюис кивнул.

– Именно поэтому я так хотел встретиться с вами все эти годы. Мне доводилось встречать других синестетиков, но среди них не было ни одного музыканта.

Я смотрел на Льюиса во все глаза. Он вдруг предстал передо мной в совершенно ином свете. Оказывается, он не просто профессор, без конца совавший нос в мои дела, не просто знаменитый композитор, забросивший музыку из-за наркотиков. Он такой же музыкант, как и я, и тоже следует за цветами. Я смотрел на стопку исписанных нотных листов, лежавшую на столе, и гадал, какие цвета видит профессор, глядя на эти ноты.

– Э-э-э… Спасибо. – Я повернулся к двери, но, уже взявшись за дверную ручку, не выдержал и спросил: – Какого цвета нота ре?

Льюис улыбнулся:

– Небесно-голубая.

Я фыркнул:

– Рубиново-красная.

Льюис кивнул. Я закрыл дверь и пошел в общежитие. Выставка, посвященная синестезии. Идеально. Теперь осталось лишь придумать, как уговорить Бонни пойти со мной.

Она хотела знать, что я вижу, когда слышу музыку.

Мысль о том, чтобы подпустить к себе кого-то так близко, по-прежнему грызла сознание, и мои стены снова поползли вверх. Но потом я вспомнил песню Бонни и ее лицо в тот миг, когда она узнала правду обо мне. И я преодолел все сомнения, чтобы они не заслоняли ее лицо.

Засыпая, я ощущал аромат персика и ванили, а на языке чувствовал сладость.

Бонни

Не знаю, зачем я смотрелась в зеркало, почему вдруг озаботилась тем, как выгляжу. Скорее всего, субботний вечер был просто случайностью. Наверняка завтра Кромвель будет вести себя как ни в чем не бывало.

И все же я стояла перед зеркалом и придирчиво разглядывала прическу – сегодня я зачесала волосы набок и заплела в косу. Надела джинсы и розовый свитер. Добавила серебряные сережки. Окинув себя критическим взглядом, закатила глаза: только посмотрите на эту дуреху. А потом внутри меня что-то словно оборвалось.

«Ты не должна так поступать, ни с собой, ни с ним».

Зажмурившись, я сосчитала до десяти, затем выскользнула из комнаты. Солнце ярко светило в безоблачном небе, во внутреннем дворе было полно студентов.

– Бонни!

Рядом возник Истон и радостно обхватил меня за плечи.

– Где пропадал? – поинтересовалась я. – Не видела тебя в кафетерии сегодня утром.

Я остановилась и оглядела брата с ног до головы, сделав вид, будто в этом и заключается моя цель. На самом деле, пройдя всего несколько десятков шагов, я страшно запыхалась, и нужно было отдышаться.

Истон пожал плечами:

– Я не ночевал в своей комнате вчера ночью, Бонни, и давай опустим детали.

– Ну, спасибо, – саркастически отозвалась я. Брат улыбнулся. – У меня такое чувство, будто мы с тобой совсем не видимся в последнее время. – Я вгляделась в его лицо: под глазами залегли темные круги. Положила руку ему на плечо. – С тобой все в порядке?

Истон подмигнул:

– Всегда, Бонни. – Он зашагал дальше, увлекая меня за собой. – Пойду на занятия.

Не прошли мы и пары шагов, как мне опять стало трудно дышать. Я тайком смахнула непрошеную слезу. Слишком рано, все происходит слишком быстро.

Не ожидала, что все случится так скоро.

Я вздернула подбородок и поглядела на верхушки деревьев: птицы перелетали с ветки на ветку, ветер шуршал листвой. Словно отступающее под напором осени лето, я теряла свое солнце, превращалась в сухой лист, обреченный упасть на землю.

Истон привел меня к учебному корпусу.

– Встретимся позже в кафешке, хорошо?

Я улыбнулась и чмокнула его в щеку:

– Конечно.

Совместные обеды были нашей ежедневной традицией, возможностью побыть вместе. Если я хотя бы один день не видела Истона, жизнь казалась неправильной. Брат взъерошил мои тщательно уложенные волосы.

– Эй! – возмущенно воскликнула я.

Брат, хохоча, помчался прочь, и я закатила глаза. Мимо проходили студенты, направлявшиеся в учебный корпус, но я все стояла и смотрела ему вслед. Истон подскочил к девушке, имени которой я даже не знала, ослепительно ей улыбнулся и распушил хвост, словно павлин.

Мне казалось, будто сердце раскалывается надвое. Я не представляла, как рассказать обо всем брату. Мне ни за что не подобрать слов для такого объяснения, потому что я знала: правда и его убьет. Долгие месяцы я держалась, каждый день твердила себе, что еще не время, подходящий момент еще не наступил, что я скоро соберусь с силами. Вот только подходящий день все не наступал.

Еще немного – и у меня просто не останется выбора.

Вскоре Истон и так все узнает.

При мысли о брате меня словно накрыло черное облако. Он был порывистым, непосредственным и жил сегодняшним днем, но я знала его и с другой стороны, знала, что в душе он очень ранимый. Я знала о его внутренних демонах и о темноте, что грозила его поглотить.