Плацебо - Ирина Фингерова

услугой Банка знакомств – «Me4You», я слышал, сейчас они выпускают новую линейку – конопатые лилипуты и длинноволосые пианисты с синдромом Морфана. Пользуется дикой популярностью! Я должен принять себя и наслаждаться жизнью…

– Да и я не против тебя трахнуть, Вал! – перебивает ведущую Глория.

Вальтурис качает головой и усмехается.

Нула целует его в нос.

– А теперь ваш черед, друзья мои сладкие! – сюсюкает Нула.

Глория сидит в позе лотоса, прикрыв глаза. Ее ресницы дрожат, и тусклый свет съедает горизонтальные морщины на лбу и тоненькие радиальные вокруг глаз, она кажется школьницей на занятии по йоге, которая вот-вот признается в чувствах канату – первому веревочному любовнику ее плотно сжатых бедер. Глории тяжело говорить, она несколько раз сглатывает слюну, прежде чем начать. Она демонстрирует «мудру знания», соединив указательные пальцы с подушечками больших, но ее руки очень напряжены.

– Моя проблема в том, что я все время хочу чувствовать что-то живое у себя внутри. Иначе мне как-то пусто, – совершив над собой усилие, признается Глория. – Меня привлекают все – мужчины, женщины, дети. Я хочу, чтоб меня постоянно гладили, целовали и любили. Я ведь, знаете, по природе своей очень успешная женщина! Раньше я была на вершине рейтинга радости… Я могла сменить пять партнеров в день, потом пойти в «Драйв», позволить себе углеводный коктейль (я же тратила много калорий!), мне такие перспективы пророчили. А потом вдруг – все, перестало получаться. Партнеры не приносили радости. Я даже порой не могла, – Глория запнулась, – прийти к логическому завершению партнерского акта. Хотя я обязана была! Мы все делали по уставу, правильно, даже дольше иногда, чем требуется. Интенсивнее, чем требуется. И – ничего. Я решила, что у меня проблемы со здоровьем! Обследовалась вся, но не нашли причину. Хотя, я уверена, она есть. Думаю, все дело в железе. Мне не хватает железа, – бормочет Глория, – это все малокровие, от него и проблемы.

– У меня нет проблем, – сразу вступает Долор, – но я вечно устраиваю их другим, – она хрустит суставами пальцев. – Говорят, это моя проблема. Я не морочу себе голову, семь раз в неделю хожу в зал – получаю необходимую дозу радости и нахожусь в стабильных середнячках в рейтинге. Но последние годы чувствую, что спорта мне мало. Хочется рубить дрова… Я однажды пробовала в искусственном лесу, или таскать кирпичи. Лазать по пластмассовым деревьям. Мне нужен… Кажется, раньше это называлось физический труд. Мое тело хочет работать, а я качаю пресс, отжимаюсь… И даже когда выполняю тройную свою норму, – мне чего-то не хватает. Работаю в Офисе, как и все, в последнее время начала ломать шкафчики, чтоб их чинить. Все вокруг чуть ли не в агрессии меня обвиняют! Партнеры мне не нужны, они не выдерживают, – усмехнулась Долор. – Я могла бы… пользуюсь спросом, у меня мышцы, как камень… мне просто не нужно это, вот и все!

Участники сидели разинув рты. Происходило нечто странное…

Искренность – одно из самых высококонтагиозных инфекционных заболеваний. Говорят, что по статистическим данным в прошлом году искренность даже обошла ветряную оспу! Кровь участников забурлила. Страх разоблачения и жажда разоблачения прокатились горячей волной по животу. Публичное выражение эмоций сродни эксгибиционизму. А они же совсем не эксгибиционисты – они выгуливают свои страхи на поводке, как маленьких собачек, и чинно убирают фекалии в кулечки. «Фекалии» они произносят с некоторой гордостью, с осознанием победы цивилизации над природой. Полиэтиленовое кладбище для экологически чистых какашек. Вот что такое счастливое общество. Но почему же так приятно раздеться посреди улицы, бросить радомер оземь и растоптать?

– Мне офень сфыдно в этом признаться, – начинает Кукумерис, – но, вопреки всем штараниям нафего великого госудафтва шделать из меня человека, я шовершенно не амбициозен! Я не хочу быть Главным! (Все заахали.) Я хочу прошто ходить на работу в Офиш, вштречаться трижды в феделю ш партнером и выращивать шинтетифкие огурцы, шмотреть на их крашивые пупырышки! Я не хочу развивать шебя и гошударство, не-а. Не хочу, не-не, – Кукумерис вздохнул, поджал свои сутулые плечи и лицо его исказила горечь, – знаю, я потребитель…

– У меня прекрасные данные – я красив, умен. Я прекрасный организатор. Почему меня постоянно увольняют. Я должен быть Главным, я понимаю, как устроен мир, – говорит Фатус. – Эта лестница, эти ступеньки, эти два шага в квартал, эти дохлые социальные лифты – не по мне, я могу больше, и я знаю это. Сюда я пришел, чтобы победить, хотя говорят, это не соревнование, а оздоровление. Чушь! Все – соревнование. Когда я окажусь победителем – посмотрим, чем займусь. Но точно не вернусь в Офис. Думаете, я не хочу служить государству, думаете, я… – Фатус приложил усилие, чтоб произнести это слово, – эгоист? Думайте! А я говорю, что могу больше и если мне дадут шанс, я еще приведу нас всех к росту экономики!

Когда Фатус закончил исповедь, он отряхнул руки и провел ими по больничным штанам, будто мусор выбрасывал, и ему нужно было прикоснуться к чему-то привычному, чтоб снова почувствовать себя чистым.

Осталась Луна. Девушка закрыла лицо ладонями, и то и дело приподнимала и опускала пальцами надбровные дуги. Выходило что-то среднее между попыткой скрыться от происходящего и массажем лица. Наконец Луна съехала указательным пальцами по переносице и предстала перед камерами.

– Я не знаю, что сказать, – пробубнила она. – Я… себя не знаю. Может, это проблема. Как будто нет никакой Луны. Есть девушка в Офисе, девушка в пабе, подруга, дочь, светловолосая. А Луны – нет. Я постоянно сравниваю себя со всеми, и мне кажется, что за мной наблюдают, оценивают, осуждают… Меня нет, есть зрители. Я не могу радоваться чему-нибудь, потому что я знаю, что моя радость – это ложь, потому что я сама – это ложь. Я как будто смотрю рекламу о самой себе, где мне предлагают себя купить, а мне неохота. Я все время ношу очки-невидимки, но я не могу их снять, просто не могу, потому что… а вдруг Луна есть, и ее кто-то заметит? Я не знаю, хочу ли я этого.

Фатус присвистывает: – Ну сказала!

– Охо-хо! – чересчур жизнерадостно восклицает Вальтурис спустя несколько секунд гнетущего молчания. – Какой прекрасный откровенный разговор! Дорогие зрители, как это называется? Правильно, рефлексии! Самокопания! Ковыряние в собственных внутренностях! Кажется, это даже полезно? Сейчас посмотрим. Герои нашей сегодняшней серии выразили свои переживания, поделились ими с другими и сейчас проработают в парах. Дорогие зрители, запускайте свои микроволновки, засовывайте туда хрустящие кукурузные зерна и