Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник - Юрий Вяземский

Вардий замолчал и задумался. Потом, глядя на меня, как на стену, вдруг оживился и продолжил:

— Потом мы еще раза три или четыре встретились все вместе. А Голубок стал теперь как бы подстраиваться к Фурнилле. То есть не противоречил, а развивал предложенную тему, составлял своего рода ансамбль, и когда гарпия бывала по-ателлански грубой и пошлой, деревенски-прямым и солдатски-скабрезным был с ней Голубок, а когда она, заранее подготовившись и отточив остроумие, выбирала более просвещенный стиль нападок, изысканным и остроумным становился с ней Голубок… Ты ждешь примеров? Да их было такое множество, этих выпадов и отражений, атак и контратак, клевков и отклевок, что все они перемешались у меня в памяти… Важно, не как они препирались и перешучивались, рекомендуя друг другу, например, различные эротические позы — «всадницы», «Аталанты», «филлейской матери», «парфского стрелка» и каждую из них примеряя к себе и к другим и цинично высмеивая; или принимались решать вопрос, какой мужчина способен доставить женщине наибольшее удовлетворение: жилистый тренированный мужлан-центурион или изнеженный аристократ, начитанный в поэзии и в философии, причем Голубок доказывал фурии и всем окружающим, что ум и образование в любовных утехах стоят ничуть не менее крепости и выносливости… Не важно, говорю! Важно, что раз от разу эта парочка, Фурнилла и Голубок, всё более и более притирались друг к другу, приспосабливались и прилаживались, уже не столько обклевывая и общипывая, сколько щекоча, возбуждая, обхаживая…

Тут Вардий наконец заметил меня. То есть посмотрел не как на стену, а как на человека, перед которым сидишь и которому рассказываешь. И сказал:

— Развязку мы проморгали. По словам Голубка, однажды, когда он после очередного застолья возвращался к себе домой, у подъема на Виминал дорогу ему преградила Фурнилла и, злобно на него глядя, проскрежетала:

«Врет твой вшивый Тиресий! Не может женщина получать больше удовольствия!»

«Тиресий говорит, что может и получает», — грустно ответил ей Голубок.

«Пойдем, проверим. К тебе или ко мне?» — предложила Фурнилла.

Голубок попытался отшутиться.

Но гарпия схватила его за руку и потащила на Виминал. Дом ее находился в самом начале холма.

И вот они чуть ли не до утра яростно спорили друг с другом. Фурнилла сначала звонко кричала в потолок, а потом охрипла и шипела ему на ухо: «Ни малейшего удовольствия! Представь себе!.. А так — еще хуже!.. Хоть ты тресни — врет твой Тиресий!.. Стой! Не спеши!.. Нет! Нет! Нет!!!.. Давай еще попробуем…

Проклятый Тиресий!.. Дай хоть немного передохнуть, а то вы меня доконаете со своим греком…»

Так нам потом рассказывал Голубок. И всех нас поздравил, как он сказал, с общей победой.

XI. — Кто следующая? Сабина? — спросил Гней Эдий Вардий. И я еще не успел сообразить и ответить, как он объявил: — Нет, о Сабине не стану рассказывать.

Встал со скамьи и отправился на нос камары, чтобы посмотреть на только что пойманную рыбешку.

А потом вернулся и стал объяснять:

— С Сабиной Голубок опозорился. Ее Галлион предложил, который, как ты помнишь, брал женщин измором… Что об этой Сабине рассказывать? Пустышка. Кудрявое облачко белокурых волос и эмалевые глаза, как у некоторых медиоланских кукол. Сабина была некой смесью гетеры и весталки. Ты скажешь: такое невозможно даже представить? А вот представь себе!

Она несколько раз назначала Голубку свидание. Но когда он приходил к ней домой, слуги его не пускали: нет госпожи. Когда же он догадался слуг подкупить — хорошо заплатил не только привратнику, но еще двум служанкам, которые дежурили в атрии и у лестницы, — когда он их одарил, его наконец допустили в спальню. Но там Голубок обнаружил пожилого мужчину, по виду — никак не ниже всадника, которому одна Сабинова рабыня делала маникюр, а другая — педикюр, а он с одновременно печальным и насмешливым видом объяснил Голубку, что вот уже пятый день по любезному приглашению хозяйки наносит ей визиты, но никак не может застать ее дома.

Гней Эдий хохотнул, но неудачно: поперхнулся и закашлялся. А откашлявшись, продолжал:

— Дней через десять Голубок наконец застал Сабину, и она ему объявила, что принимает гостей только с подарками. Голубок ей серьги вручил. А она заявила, что таких серег у нее целый сундук. «Что же ты хочешь, чтоб я тебе подарил?» — спросил Голубок. А в ответ: «То, чего у меня нет». — «А чего у тебя нет?» — «А ты сам догадайся». Голубок так и не смог догадаться:

колец, благовоний, шкатулок и тканей у нее было столько, что впору открыть возле прихожей лавку.

«Как же стать твоим другом?» — спросил Голубок, когда уже все деньги на нее истратил. «А ты выиграй у меня в длинные кости», — ответила куколка.

В кости Голубок играл хорошо, часто выбрасывал «Венер» и выиграл. А Сабина: «Какой же ты друг? Настоящие друзья всегда проигрывают своим любимым».

Когда в следующий раз сели играть в «разбойников», Голубок нарочно так двигал свои шашки по линии, что скоро их всех растерял. И кукла ему объявила: «Теперь вижу, что ты друг настоящий. Но с друзьями не спят. Отдаются тем, кто выигрывает».

Вардий опять закашлялся и в гневе воскликнул:

— Говорю тебе: не буду о ней рассказывать! Зачем описывать бесконечные обманы и издевательства, которым она подвергала моего бедного друга?! Она до того дошла, что однажды, пригласив к себе Голубка, улеглась, нет, не в постель, а на одну из кушеток, узкую и жесткую. Сначала велела раздеться и улечься рядом с собой Голубку. Затем пригласила служанок и приказала гасить в столовой все светильники. Когда же последняя лампа была потушена и рабыни вышли вон, оказалось, что на Сабине длинная плотная туника, что лежит она, свернувшись калачиком, опустив голову и поджав ноги. И никакие уговоры, никакие ласки не смогли ее заставить поменять позу. Она лежала молча, не удостаивая Голубка даже ответом. Он было постарался силой развернуть негодницу, разъярившись, схватил ее за шею, пытался разорвать тунику — всё напрасно! — она позы не переменила и ни звука не издала… Ушел среди ночи, словно оплёванный!.. Ты представляешь?!

Гней Эдий выкатил на меня свои круглые глаза и прошипел:

— Юний Галлион знал, кого предлагать. Сам с этой Сабиной, как потом выяснилось, нахлебался. И не три месяца, как Голубок, а больше года ее обхаживал. Так и не одолел…

Вардий перестал шипеть и выпучивать глаза и подвел итог:

— Говорю тебе: с Сабиной Голубок опозорился. И чтобы как-то смягчить свой позор, написал элегию. Она начиналась с того, что Голубок сравнивал свою возлюбленную с троянской Еленой, а затем объявлял:

Страх мой теперь миновал, душа исцелилась всецело,

Это лицо красотой мне уже глаз не пленит.

Спросишь, с чего изменился я так? Ты — требуешь платы!

Вот и причина: с тех пор ты разонравилась мне.