Эмоциональная жизнь мозга - Шерон Бегли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместо того чтобы просто давать своим пациентам лекарства (антидепрессанты прозак, паксил или золофт, которые отчасти помогают, но обычно не особенно и ненадолго), Шварц решил задействовать технику, которую использовал в собственной практике буддийской медитации (называлась полнотой ума или внимательным осознанием). Она предполагает наблюдение за своими мыслями и чувствами с точки зрения не имеющей субъективных суждений третьей стороны. В «Сердце буддийской медитации» буддийский монах, немец по происхождению, Ньянапоника Тхера описал это как внимание «только к простым фактам восприятия, которые представлены либо с помощью пяти физических чувств, либо с помощью ума… не реагируя на них действием, разговором или мысленным комментарием». В случае пациентов с ОКР внимательность означает, что они учатся переносить симптомы ОКР, не реагируя на них эмоционально. Они учатся осознавать, что чувство, будто что-то идет не так, просто проявление излишней активности в участке мозга, отвечающем за ОКР. Пациент может думать так: «Участок моего мозга, отвечающий за ОКР, производит еще одну навязчивую мысль. Я знаю, что это не имеет отношения к действительности, это просто помехи неисправной цепи». После многих часов обучения этой технике пациенты становились способны лучше противостоять ОКР-сигналам, сообщая, что их болезнь больше не контролирует их. Нейровизуализация также показала, что активность в орбитальной лобной коре (центре участка ОКР) резко упала по сравнению с тем, какой она была до терапии. Пациенты по-новому думали о своих мыслях – и это изменило шаблоны активности их мозга.
Это открытие очень важно для моей веры в то, что мы так или иначе способны изменять шаблоны активности мозга, лежащие в основе эмоционального типа. Позвольте привести еще один пример того, как тренировка ума может выполнить эту задачу. Клиническая депрессия характеризуется гиперактивностью в конкретных областях лобной коры (местоположения рассуждений, логики, анализа и высшей мыслительной деятельности). В определенных областях она связана с ожиданием – вероятно, это причина бесконечных размышлений, которые захватывают людей во время депрессии. Кроме того, отмечается недостаточная активность в частях лимбической системы (эмоционального центра мозга), связанных с чувством вознаграждения и удовольствия. Это может показаться странным, если вы думаете о депрессии как о чем-то, что в первую очередь отмечено подавляющей грустью, которая, предположительно, будет отображаться как повышенная активность лимбической системы. Тем не менее люди, страдающие депрессией, сообщают, что они испытывают так называемое уплощение эмоций – неспособность испытывать порывы радости, но также и отсутствие любопытства и интереса к окружающему миру.
Когнитивно-поведенческая терапия, которая развилась в 90-х годах прошлого века, лежит в основе тренировки ума. Она сосредоточена на обучении пациентов реагировать на свои эмоции, мысли и поведение здоровым образом. Идея в том, чтобы пересмотреть неблагополучный образ мышления, помогая людям избавиться от модели, при которой они думают что-то вроде: «То, что она уже второй раз отказывается пойти со мной на свидание, означает, что я неудачник и меня никто никогда не полюбит». Пациенты учатся осознавать свою привычку раздувать все до катастрофических размеров, превращать ежедневные трудности в бедствия. С новыми когнитивными навыками они способны чувствовать печаль и испытывать разочарование, не падая при этом в бездну отчаяния. Подобно тому, как Шварц обучил своих пациентов с ОКР распознавать навязчивые мысли и стремления как продукт деятельности гиперактивного участка мозга, группа психологов-новаторов обучила пациентов с депрессией расценивать угнетающие мысли в качестве событий мозга. Ученые из Торонтского университета обнаружили, что когнитивно-поведенческая терапия оказывает сильное влияние на активность мозга, лежащую в основе депрессии. Терапия сокращает активность в лобной коре и увеличивает в лимбической системе. Пациенты стали меньше размышлять и больше не чувствовали себя эмоционально мертвыми. Их состояние улучшилось, и в большинстве случаев улучшения сохранились: процент рецидива при когнитивно-поведенческой терапии гораздо ниже, чем при медикаментозном лечении (которое, похоже, не более эффективно, чем плацебо, для всех форм депрессии, кроме самой тяжелой). Но что касается наших исследований, основной момент вот в чем: новые шаблоны мышления, изучаемые при когнитивно-поведенческой терапии, могут значительным образом изменять активность мозга, позволяя людям оставлять позади нездоровые шаблоны и двигаться дальше с новыми – здоровыми. Такие новые шаблоны возрождают в пациентах чувство радости и избавляют от печали, уплощения эмоций и негативных размышлений.
Одним словом, революция в нейропластичности показала, что мозг может изменяться в ответ на два вида воздействий. Он способен на это путем получения опыта в окружающем мире (наших движений и поведения, тех сенсорных сигналов, которые в результате поступают в кору). Мозг также способен изменяться в ответ на исключительно умственную деятельность, от медитации до когнитивно-поведенческой терапии, в результате чего активность определенных участков возрастает либо уменьшается.
В следующей главе я опишу начало моего собственного приключения и открытие, касающееся силы ума, которая способна изменить мозг.
Я бы не сказал, что в этом была причина, по которой я остановился на Гарварде в качестве университета для аспирантуры (и вы можете быть уверены, я не сказал об этом ни слова приемной комиссии), но все же одной из «достопримечательностей» университета был Дэн Гоулман, тоже бывший в то время аспирантом. Позже Дэн станет широко известен как корреспондент по темам психологии в «New York Times», а затем и как автор феноменально успешной книги «Эмоциональный интеллект», но в то время, когда я был на старшем курсе колледжа, он попался мне на глаза с серией статей в малоизвестном издании «Журнал трансперсональной психологии». В 1971 году Дэн написал статью «Медитация как метатерапия: гипотезы к предлагаемому пятому состоянию сознания», а в следующем году за ней последовали «Будда в медитации и состояниях сознания. Часть 1: Учение» и «Часть 2: Типология техник медитации». Ни медитация, ни Будда не были, разумеется, в духе основного направления психологического исследования. Да и для аспиранта Гарварда, где отделение психологии было воплощением этого основного направления и где господство бихевиоризма приветствовало тему медитации примерно так же, как лекцию об эволюционной биологии приветствовали бы на конференции по креационизму, не было обычным делом писать научные статьи на эти темы. Это как минимум привлекало внимание. Я с нетерпением ждал знакомства с Дэном.
Мое первое занятие в Гарварде, осенью 1972 года, которое было частью курса психофизиологии, состоялось в конце дня. Я сел рядом с неряшливым парнем с прической, которую назвал бы еврейским афро, и по наитию спросил, не он ли Дэн Гоулман.
Это действительно был он. Мой вопрос не стал полной неожиданностью, так как наш общий научный руководитель Гари Шварц упоминал при Дэне о том, что я собираюсь начать обучение в аспирантуре. После занятия, последнего в тот день для нас обоих, Дэн предложил подвезти меня домой. Мы прошли к его микроавтобусу «Фольксваген». В то время – начало 70-х – девяносто девять процентов подобных микроавтобусов (могу поспорить) в кампусе колледжа были украшены фотографиями групп «Doors», «Jefferson Airplane» и Боба Дилана. А машина Дэна была от пола до потолка обклеена изображениями святых людей из Индии! На дверях – буддийские монахи, на солнцезащитном щитке – йоги, а на сиденьях – гуру-махариши. Микроавтобус Дэна казался ашрамом на колесах.