Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да я и не прошу владения, — торопливо проговорил Иван, испугавшись, что Святослав откажет ему в помощи. — Я готов, князь, послужить тебе в военном деле. Все-таки знаю кое-что, бывал в кое-каких переделках…
— Ну тогда все просто! — обрадовался тот. — Хоть сейчас принимай стяг в моем войске, будешь со мной ходить в походы. Их столько предвидится, что без работы не останешься. А я уж тебя отблагодарю, в этом не сомневайся.
Стяг — это небольшой отряд в 150 воинов, но и тому Иван был чрезвычайно рад и немедленно согласился.
И Святослав неожиданно остановился перед ним и, ласково глядя в лицо, проговорил обрадованно:
— Я вижу, ты человек честный и надежный. Вот и поручу тебе очень ответственное задание. Сам хотел ехать в Степь, но забот много, просто некогда. Поедешь, голубчик, к половцам, пригонишь табун лошадей. Я и деньги тебе дам, и к кому из ханов обратиться укажу.
— Конечно, конечно! — тотчас отозвался обрадованный Иван. — Хоть сегодня готов отбыть!
Когда он пересказал этот разговор Агриппине, она прослезилась и произнесла:
— Поистине святой человек! Служи ему честно, Иван, он обязательно нам поможет, лишь бы случай подвернулся, какое-нибудь владение выделит, и заживем мы с тобой тихо и спокойно до самой старости… И сколько он тебе денег на коней дал?
— Целое состояние доверил, — похвастался Иван. — Двести гривен серебра и двенадцать гривен золота!
Однако поездка в Степь неожиданно была отложена на неопределенное время. Святослав Ольгович вызвал к себе Ивана и сказал, нервно похаживая по горнице:
— Получил я неприятное известие из Киева. Великий князь Всеволод, мой брат, доживает последние дни. Преемником себе он назначил брата, Игоря. Но дошли слухи, что не очень хотят его киевляне…
Игоря считали возмутителем спокойствия, человеком неугомонным и скандальным, с крайне неуживчивым характером. Из одной схватки он бросался в другую, не успевал закончить один поход, как собирался в новый. Был безумно храбр, способен был кинуться в самую гущу боя и рубиться из последних сил. Так, только в последний год, исполняя обязанности великого князя вместо заболевшего Всеволода, он воевал с Польшей, дважды ходил на Переяславское княжество и дважды терпел неудачу, чем и вызвал недовольство киевлян.
— Надо ехать в Киев, чтобы, не дай Бог, каких бед не натворил мой любимый братец и не лишились бы мы, Ольговичи, великокняжеского престола. Поедешь, князь Иван, со мной? Человек ты бывалый, много повидал, хотелось бы иметь тебя в своих советчиках и помощниках.
Иван согласился.
В июле 1146 года Святослав приехал в Киев, прошел мимо терема Ефросиньи, но так и не решился заглянуть к ней. Всеволода Ольговича застал совсем плохим. Тот полулежал в кровати, обложенный большими подушками. Толстое брюхо его спало, рачьи глаза, когда-то страшные для всех, потухли. Брата он встретил слабой улыбкой, попросил рассказать что нового в родной Черниговщине, о чем говорят-судачат на Руси. Беседа их затянулась надолго.
Иван Берладник в это время находился в доме Святослава, расположенном в военном посаде Пасынча Беседе. Нечаянно разговорился с ключником Матвеем. Сильно шепелявя (в юности в драке ему выбили передние зубы), он говорил взволнованно и с придыханием:
— Тревожно, батюшка, нынче в Киеве. Слухи нехорошие ходят. Люди сходятся группами и переговариваются. Все это сильно напоминает события тридцатилетней давности, когда киевляне восстали против вокняжения черниговских князей и настояли на приглашении Владимира Мономаха.
— И чем же сегодня недовольны киевляне? — спросил Иван, отодвигая недоеденную кашу с молоком и принимаясь за жареное мясо.
— Большие обиды на великого князя Всеволода Ольговича высказывают. Приблизил он в последние годы тиунов Ратшу и Тудора, передал им управление в Киеве и Вышгороде, а те давай чинить насилия и грабежи. «Ратша погубил Киев, а Тудор Вышгород», — вот как рассуждают в народе.
— Что еще говорят в народе? Или этим недовольство горожан и заканчивается?
— Кабы так… Но только боюсь я тебе пересказывать иные слова…
— А ты не бойся. Я человек сторонний. Да и передавать чужие слова не имею привычки.
— Не любят в Киеве черниговских князей. Испокон веков так повелось, что на них смотрят здесь как на чужаков…
Иван про это слышал. В 1113 году по этой причине не пустили на престол Олега Святославича, а предпочли переяславского князя Мономаха, хотя по старшинству не ему надо было быть великим князем; и все князья черниговские, приезжая в столицу, чувствовали на своей спине недружелюбные взгляды. Из-за чего шла такая вражда, никто не знал и не пытался вникнуть, но она была издавна и выливалась в самые различные формы.
— Всеволод Ольгович заставил киевлян крест целовать Игорю, — продолжал между тем ключник. — Люди шли под принуждением и присягу давали неискренне. Разве не нагляделись они на его брата Игоря, что он на одном месте долго усидеть не может, из одной войны в другую бросается, из битв и сражений не вылезает? Это он был всего-навсего князем маленького княжества, а сколько походов совершил! Но коли станет великим князем Руси да получит в руки все русское войско, на какие страны тогда замахнется? А ведь народ понимает, что головы класть придется ему, а не князьям.
— Князья тоже погибают.
— И такое бывает. Только…
— Что только?
— Унизил великий князь киевлян, как есть унизил! — решительным голосом проговорил Матвей. — Обычай наш растоптал, превратил нас всех в задницу!
Задницей (с ударением на «и») в Древней Руси называли движимое и недвижимое имущество, которое передавалось по наследству, и Иван сразу уловил мысль Матвея, что он этим хотел сказать.
— Не надо было Всеволоду указывать на своего наследника? — спросил он.
— Конечно! Ведь даже великий Владимир Мономах заключал с киевлянами договор, когда восходил на престол. Времена переменились, а великий князь понять этого не хочет. К голосу вече надо прислушиваться ныне, большую силу оно заимело. Киевляне — это уже не вещь, не имущество, которое можно так просто передать из рук в руки.
30 июля 1146 года князь Всеволод Ольгович скончался. После похорон, усталый и разбитый, Святослав прилег отдохнуть, как его поднял ключник Матвей:
— Беда, князь! Киевляне собрались на площади, говорят непотребные слова, требуют тебя на вече!
— А что Игорь? Он же великий князь!
— Игоря хулят последними словами и не хотят разговаривать! Поспешай, князь, а то как бы беды не было…
Подходя к Софийской площади, издали он услышал гул многих голосов. Народу — не протолкнуться. Но его сразу узнали, расступались, освобождая дорогу. Легко взбежав на помост, оглядел людей и тотчас понял, что возбуждение толпы достигло высшей точки, еще немного, и пойдут громить, не щадя никого и ничего.