Наша служба... - Евгений Товстонос

– Вот именно! Но сам нарушитель волей-неволей оправдывается не только перед инспектором. Он ещё и для себя ищет успокоения. Как только он нашёл причину своего нарушения, он обелил себя для себя самого. И после этого воспринимает штраф исключительно как придирку к нему.

С такой точки зрения на конфликты гаишников и нарушителей Антон ещё не смотрел. Звучала она довольно любопытно, однако никакой практической пользы не приносила.

– И что дальше? – спросил сержант. – Отпускать каждого, кто придумает какую-нибудь отмазку?

– Вовсе нет! Но нужно убедить пилотов в том, что вы работаете для их блага. Ведь пилоты не привыкли видеть от гаишников добро. Нужно немного реорганизовать саму работу ГАИ.

Тут Голокон попал в точку. Прокофьев сам неоднократно задумывался над несовершенством системы.

– Ты можешь предложить что-то конкретное? – спросил сержант.

Голова довольно хмыкнула.

– Итак, вы готовы прислушаться к советам эксперта?

– С каких пор ты стал экспертом по ГАИ?

– Я храню информацию о миллионах статистических опросов! – пафосно заявил Голокон. – Из них можно выловить информацию о любой профессии и любой ситуации! Итак, начнём. Сейчас я проанализирую данные.

Голова замолчала, и вдруг глаза у неё начали вращаться, словно колёсики с картинками в «одноруком бандите». Они вращались всё быстрее, зрачки превратились в размытую вертикальную полосу.

Через минуту скорость вращения начала падать. Сначала остановился левый глаз, потом правый, и, сделав ещё пару оборотов, замер средний.

– Анализ закончен. Я перебрал всю базу и отобрал все пожелания, которые кто-то когда-либо высказывал о ГАИ.

– И что? – нетерпеливо спросил Прокофьев.

– Не могли бы вы взять меня на руки?

– Зачем?

– Ну разве я могу так вести дискуссию? Ни кивнуть, ни покачать головой, ни саркастически склонить голову к плечу! Это противоречит элементарным правилам ораторского искусства!

Недоумение Антона росло с каждым словом.

– А если я возьму на руки, что изменится?

– Я буду прерываться и говорить, что делать.

Прокофьев пожал плечами, взял голову в руки и поднял её. Голокон начал говорить:

– Видите ли, ваша профессия, наклон вправо…

– Что? – переспросил Антон.

– Наклони меня вправо. Так выглядит более убедительно.

– А. – Прокофьев наклонил Голокона.

– Отлично! – довольно заявила голова и продолжила: – Ваша профессия не слишком популярна. Подними меня, сейчас я должен глядеть сверху вниз.

Прокофьев выполнил.

– Но я могу вам помочь, – продолжил Голокон. – Приблизь к глазам.

Прокофьеву всё это надоело, он засопел и поставил голову на стол.

– Эй-эй! Я этого не просил!

– Либо так говори, либо молчи, – отрезал Антон.

– Как хотите, – обиженно пробубнила голова. – Но учтите, эффект снизится.

– И слава богу.

Голова закатила глаза и замолчала. Некоторое время Прокофьев недоуменно глядел на неё, потом спросил:

– И что?

– Это, между прочим, я обиженно вскинул подбородок и требую извинений или хотя бы утешений!

– А ещё чего?

Голова грустно вздохнула:

– Я же говорил, эффективность снизится.

– Короче! Давай к делу! Что мне нужно делать, чтобы осчастливить людей?

– Застрелиться.

– Чего? – Прокофьев приподнялся в кресле, опёрся кулаками в стол и принялся сверлить глазами Голокона. В результате чуть не окосел, всё-таки трудно двумя глазами смотреть в три.

– Именно это пожелание высказали 75 % опрошенных, – как ни в чём не бывало дополнил Голокон.

– Кто бы сомневался. – Антон снова свалился в кресло. – А что там следующее? Желательно, не наносящее ущерб моему здоровью.

– Не наносящее?.. Тогда это нет… Тоже… Снова не то… Вот! Касается реорганизации станции. У вас есть какая-то синяя кнопка?

– Захват? Конечно. – Прокофьев ткнул пальцем через плечо. – Вот она, на пульте.

– Я, конечно, не могу понять, чем это поможет, но 30 % считают, что её нужно снять с пульта и засунуть…

– Стоп. Понял. Что ещё?

– Ну-у-у-у, – протянул Голокон. Похоже, у него заканчивались идеи. Видимо, пожелания пилотов не отличались разнообразием. – Ещё вы можете продавать шаурму или перестроить камеры в ночлежки.

– А стриптиз им не станцевать?

– Это пожелание – следующее в списке. За него проголосовали 65 % женщин и 3 % мужчин.

– Достаточно. – Прокофьев развернул кресло и с грустью поглядел в иллюминатор на виднеющиеся вдали Врата. – Я уже всё понял.

– На вашем месте я бы дослушал и попробовал реализовать хотя бы некоторые из моих рекомендаций.

Прокофьев резко развернул кресло снова к столу:

– Слушай, а погляди в базе, никто не хочет увидеть, как в ядерный реактор бросают болтливую надоедливую голову?

Голова задумалась.

– Нет. Такого нет… Эй! Это ты про меня? Ну знаешь!

Голова замолчала, Прокофьев облегчённо вздохнул. Через некоторое время голова подала голос:

– Между прочим, я сейчас в состоянии крайней оскорблённости. Не могли бы вы что-нибудь подложить под переднюю часть моей шеи, чтобы я мог высокомерно вздёрнуть нос и демонстрировать вам своё презрение?

– Нет.

– Ну пожалуйста!

– Нет, – отрезал Прокофьев.

Голова обиженно сморщила нос.

Однако стоило Антону вернуться к делам, как его снова отвлекли. На этот раз вернувшийся с дисканского корабля Карлито.

– Ну? Как я его?

– Кого его?

– Ну стекловище это! Теперь вы его арестуете?

– Нет.

– Я же обнаружил голову!

– Во-первых, её обнаружил пилот и принёс сам. Во-вторых, лучше бы её вообще никто не находил.

– Эй! Я всё слышу! – возмутился Голокон. – Кстати, товарищ сержант, а вашему другу не нужен квалифицированный Голокон? Я мог бы…

– Ё-моё! – Карлито от неожиданности высоко подпрыгнул. – Оно ещё и разговаривает! А можно я поближе подлезу? Оно не укусит?

Антона сорвало:

– Да оставьте вы все меня в покое! Дайте спокойно поработать!

Прокофьев резко поднялся и вышел из помещения. Остановился в коридоре, закрыл глаза и прислонился к стенке, пытаясь успокоиться.