«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2 - Олег Лазарев

Чтобы стало легче, решил его снять. Но как это сделать, если обе руки заняты? Как только начну одну из рук отпускать, так самолет сразу резко задирает нос. Одной рукой и ногами удержать его не мог. Неудачными оказались попытки снять его обычным путем. Потянув шарф за один конец, еще сильнее стянул шею. В конце концов с трудом сумел немного его ослабить и почувствовал облегчение. Убедившись, что совсем избавиться от него не смогу, решил снять с головы шлемофон. Но и его оказалось не так просто снять. Никак не мог отстегнуть ремешок. После нескольких попыток решил оборвать его силой. Уцепившись рукой за верхнюю часть, дернул его вверх. Вместо того чтобы слететь с головы, шлемофон развернулся на 90 градусов в сторону и почти закрыл оба глаза. Я с силой рванул его обратно, но как нарочно он развернулся не так, как хотелось. После нескольких попыток мне наконец удалось освободить глаза.

Удерживать самолет в режиме горизонтального полета было очень тяжело, но я решил тянуть к своему аэродрому, сколько хватит сил. В эти томительные минуты, казавшиеся бесконечными, с левой стороны, почти на одной высоте со мной, немного выше макушек сосен показался одинокий красноносый истребитель «як». Он подошел ко мне вплотную и некоторое время шел рядом, затем перешел на другую сторону. Летчик видел, в каком состоянии находится моя машина, и сопровождал меня почти до самого аэродрома. Ушел он после того, как увидел, что я перед посадкой начал выпускать шасси. Радиосвязи у меня с ним не было. Я не знал, из какого он полка и почему шел со мной до самого аэродрома, прикрывая меня. Особенно меня тронуло, когда он, перед тем как отвалить, несколько раз покачал с крыла на крыло, дав понять, что свою добровольную работу выполнил и уходит домой. Прощай, друг, довел тебя до дома, теперь садись спокойно. Как было приятно в тот момент видеть этого красноносого «ястребка»!

Его присутствие было большим облегчением для меня. Мы знали, что в то время на нашем участке фронта на таких машинах летали летчики гвардейских частей. Если бы нас так прикрывали те «кобры» из полка Кукушкина, как этот гвардеец на своем красноносом «яке», то наверняка нам не так бы доставалось от истребителей противника. В тот момент, когда он уходил, хотелось сказать ему большое спасибо за моральную поддержу. Узнать, кто это был, мне так и не удалось. Несмотря на то что я летел без использования компаса, на аэродром вышел точно. Посадочную полосу увидел за двенадцать километров. Она просматривалась строго по курсу. Как только ее увидел, сразу прибавились силы, почувствовал, что дотяну. Дополнительные сложности появились перед посадкой в связи с выпуском шасси.

Из перебитой воздушной системы полностью стравился сжатый воздух. Для их выпуска пришлось воспользоваться аварийной системой, для чего требовалось сделать более двадцати оборотов ручной лебедки. Эта работа даже в обычном полете не доставляла летчику удовольствия, а в момент, когда я находился на пределе физических возможностей, она была особенно трудной. Последние обороты, необходимые для полного дожатия стоек и постановки их на замки, оказались особенно тяжкими. Я их закончил перед самым приземлением. Как только почувствовал, что колеса катятся по земле, ощутил облегчение, но радовался какие-то секунды. Отсутствие воздуха в системе исключало возможность тормозить, а без этого удержать самолет на полосе во время пробега невозможно. Понимая сложность обстановки, сразу же выключил зажигание, чтобы уменьшить тягу от винта. Он хоть и вращался на малых оборотах, но все же немного тянул. Кроме того, у самолета с выключенным мотором на пробеге уменьшается тенденция к развороту.

В этот момент вблизи рабочей полосы замечаю самолет Ил-2. В момент моего прилета все самолеты полка уже находились на стоянках, а соседний в тот день вообще не летал. Вначале мне показалось, что видневшийся почти в конце полосы самолет отруливает в сторону стоянок соседнего полка, но по мере приближения к нему понял, что он стоит на месте. И как нарочно, моя машина медленно, но уверенно разворачивается в его сторону. Какого черта он не уходит с полосы? Если бы был неисправен, то наверняка около него суетились бы люди, но рядом никого нет. Кроме того, он демаскирует аэродром. Однако сейчас меня больше волновало другое: разойдемся мы с ним или нет. Сижу в кабине и понимаю, что ничего не могу сделать, чтобы избежать столкновения. Когда до «ила» осталось несколько десятков метров, понял, что оно неизбежно. На всякий случай перевожу кран шасси на уборку, рассчитывая на чудо, хотя отлично понимаю, что при аварийном выпуске они не уберутся. При всем своем желании я никак не смогу сделать двадцать шесть оборотов лебедки в обратную сторону и открыть замки на уборку.

В голове пронеслась мысль: «Господи, пронеси меня мимо, прекрати разворот!» Нет! Все мольбы тщетны. Жду удара. Вижу, как моя правая плоскость рубит хвостовое оперение «горбатого». Машину резко разворачивает, ломаются стойки шасси, самолет ложится на фюзеляж. Все! Полет окончен. Открываю фонарь кабины и, не успев вылезти из нее, вижу, как к моей машине подбегает небольшого роста человек в зимней летной куртке. Он бесцеремонно вскакивает на плоскость, благо она лежит на земле, вытаскивает из кобуры пистолет ТТ и направляет его на меня.

Не понимая, чем это вызвано, я в горячке вытаскиваю свой и направляю на него. Мои действия, видимо, его отрезвили. Он опускает пистолет и громко кричит: «Ты человека убил! За это я сейчас пущу тебе пулю в лоб». – «Посмотрим, кто кому раньше», – в унисон вторю ему. Пока мы с ним препирались, к нам подбежали техники из нашего и соседнего полков. Не обращая внимания на ругавшего меня незнакомца, техник звена Туктаров громко спрашивает: «Олег, как ты сумел долететь на такой машине? Ведь на стабилизаторе сверху совсем нет обшивки». Только сейчас я увидел, как побита хвостовая часть самолета. «Вот так и долетел», – отвечаю.

Услышав мой ответ, человек, грозивший мне пистолетом, посмотрел на хвост самолета и понял, на какой машине я прилетел. Он замолчал и, несколько успокоившись, ушел на стоянку соседнего полка. Позднее я узнал, что это был командир 135-го штурмового полка подполковник Г.М. Корзинников, с которым судьба сведет меня через четыре года, и мне придется служить под его началом. Тут я стал выяснять, кого мог убить, если рядом с самолетом никого не видел. Позже мне рассказали, что произошло. Этот Ил-2 был не наш. Летчик при уходе от цели, которая, возможно, находилась в том же районе, где работали и мы, был атакован истребителями. Спасаясь от них, потерял свою группу.

Приняв наших за своих, пристроился к ним и пришел на наш аэродром. Такое нередко случалось с молодыми неопытными летчиками. Уже на земле он понял, что сел не там. Не сруливая с полосы, пошел на КП полка просить разрешения на перелет в свой полк. Пока летчик ходил, воздушный стрелок сидел в кабине, ожидая его возвращения. Мою машину он не видел или заметил слишком поздно, а может, посчитал, что столкновения не будет, а когда понял – было уже поздно. Покидая кабину, он зацепился за что-то лямками парашюта и выпрыгнуть не успел. Пулеметом, сорванным с турели крылом моего самолета, получил смертельный удар по голове и тут же скончался.

Разговаривая с Туктаровым, я заметил, что, выбравшись из кабины, Федя идет по плоскости, прихрамывая. «Ты что?» – спрашиваю его. «Ногу зацепило. Наверное, осколком по пятке чиркнуло», – тихим голосом проговорил он. Ну и дела, подумал я. Старался дотянуть до дома и сохранить машину, хотел сделать как лучше, и вот как все обернулось. Знал бы, что произойдет, – сколько других решений мог бы принять, чтобы избежать подобного финала. Не случайно в народе говорят: «Знал бы, где упадешь, – соломки бы подстелил». Однако предвидеть, что все так произойдет, я, естественно, не мог. Да, денек у меня сегодня выдался нелегкий. И хотя произошла трагедия – погиб человек, виновником его гибели я себя не считал. Мне кажется, что виноват летчик, не освободивший рабочую полосу аэродрома.