Томек среди охотников за человеческими головами - Альфред Шклярский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неужели мы должны прислушиваться к мнению суеверных дикарей? – возмутился Джемс Бальмор.
– Мы могли бы опровергнуть утверждения шаманов и напиться этой воды, ведь она, видимо, не принесет нам вреда, как утверждают эти шарлатаны, – добавил Збышек.
– Довольно пустой болтовни, господа! – упрекнул их Смуга. – Вы новички в путешествиях такого рода! Вам еще многому надо учиться. Бывает, что смешное, казалось бы, поверье может быть вполне обосновано.
– Вы в самом деле так считаете? – удивленно спросила Наташа.
– Да, конечно, – ответил Смуга. – Вы не думаете, что вода в этом ручье может содержать вредные минералы?
– Или, может быть, какие-нибудь гниющие растения делают ее не пригодной для питья? – добавил Томек. – Впрочем, я заметил, что местные жители бросают в воду ручья всяческие отходы и мусор.
– Нам они тоже советовали следовать их примеру, – вмешался Вильмовский. – По бытующему здесь поверью шаман, если захочет околдовать кого-нибудь, обязательно должен располагать предметом, принадлежавшим жертве. Туземцы верят, что всякий предмет, брошенный в воду становится недостижимым для злых духов и шаманов.
– Это смешное суеверие никому не вредит. Впрочем, кто его знает, может быть вода в ручье и в самом деле вредна, – сказал Смуга. – Было бы глупо, если бы мы из-за такого пустяка рассорились с туземцами.
– Ну, вот и конец ожиданиям! Идут женщины с водой – воскликнул Новицкий.
На краю деревушки показалась вереница женщин. Они несли на плечах по две бамбуковые трубы, заткнутые с обеих сторон деревянными пробками из стволов ароматных растений. Все присутствующие стали утолять жажду. Некоторые туземцы набирали воду в свернутые в трубку листья, другие пили прямо из бамбуковых труб,
Во время ночного гулянья обитатели деревушки подружились с носильщиками из Порт-Морсби, поэтому многие жители во главе с утаме решили сопровождать караван по дороге в Пополо. Все они, не исключая утаме добровольно взяли на себя часть поклажи. Караван отправился в путь.
Носильщики чувствовали себя превосходно. Как и все обитатели морского побережья они боялись горных племен, которые не раз нападали на береговые деревушки. Теперь они в мире и согласии шли вместе со своими вековыми врагами, делились с ними бетелем, признанным здесь повсеместно символом мира. Дружба заключена благодаря белым путешественникам, которые оказались действительно могущественными чародеями. Из близкого уже Пополо они собирались вернуться в родные деревушки на берегу моря. Поэтому теперь они шли в радостном настроении, пели хором песню наскоро сочиненную местным поэтом, в которой прославлялись подвиги великих белых путешественников[101].
Веселое настроение не прошло даже и после того, как во время одного из постоев утаме заявил, что пора уже возвращаться домой. Эти слова, сказанные им спокойно, были единственным приказом, изданным за все время похода. Путешественникам представился случай убедиться каким огромным авторитетом пользовался утаме среди своих людей, которые без малейшего протеста сразу стали собираться в дорогу и прощаться с белыми путешественниками и носильщиками из Порт-Морсби.
– Посмотрите-ка, друзья, невзрачный парень этот утаме, а каким пользуется уважением у своих, – сказал капитан Новицкий, наблюдая за поведением туземцев. – Нам бы поучиться дисциплины у них!
– Они его уважают, как родного отца, – заметил Томек. – Я только что размышлял об этом и мне пришло в голову интересное сравнение.
– Что за сравнение? Что ты там выдумываешь? – спросил Новицкий.
– Поведение утаме напоминает мне до некоторой степени Смугу. Он тоже пользуется огромным авторитетом и приказания издает не повышая голоса, так как и утаме.
– Ты попал в самую точку, – правильное замечание! – удивленно воскликнул Новицкий. – Но все же есть и разница. Смуга мужчина видный, а этот – карлик!
– Дело не во внешности, а во внутренних достоинствах.
– Ты, видимо, прав, потому что если бы командовали только самые сильные и высокие, то я несомненно был бы вождем! Что ж, мои родители хотели, как можно лучше, и одарили меня силой и ростом, только я слишком мало заглядывал в книги, – печально сказал Новицкий.
– У вас нет причин жаловаться, капитан. Пополнить знания никогда не поздно, а вот я хотел бы пользоваться таким уважением и любовью, каким вы пользуетесь у своего экипажа. Все они готовы идти за вами в огонь и воду!
– Ты в самом деле так считаешь?! – обрадовался Новицкий.
– Лучший пример этому – я сам, – ответил Томек. – Папа постоянно твердит, что я вам подражаю во всем...
– Вот уж действительно из нас два сапога пара! – ответил Новицкий. – Ты стараешься подражать мне, а я – тебе. Ты знаешь, я решил, что буду так же красиво писать в корабельном журнале, как это делаешь ты!
Говоря это, капитан Новицкий достал из большого левого кармана блузы толстую записную книжку.
– Посмотри-ка, сколько я здесь уже нацарапал, – сказал он. – Я составляю рапорт о каждой моей вахте на суше. В свободное время ты прочтешь, и кое-что исправишь в моей писанине, хорошо?
– Можете рассчитывать на меня, – заверил Томек Новицкого. – Я вижу, вы приняли близко к сердцу это дело, недаром вы поместили тяжелый журнал в кармане на левой стороне груди.
– Не смейся, браток, ты же знаешь, что лапа у меня тяжеловата для пера и мне приходится нелегко...
Караван опять тронулся в путь. Носильщики шли бодро, близость цели придавала им сил. Горные цепи все выше и выше громоздились на горизонте. Однако караван очутился на плоскогорье Пополо только лишь перед самым закатом солнца. Айн'у'Ку выбежал вперед, уверяя, что узнает родные места. Вскоре путешественники вышли на берег какой-то реки. На противоположном берегу виднелась деревушка, окруженная деревянной стеной из заостренных кольев.
И на этот раз тоже никто не вышел приветствовать путешественников, но Айн'у'Ку, не долго думая, вброд переправился через реку. Побежал к деревушке; приложив руки рупором ко рту, он стал что-то громко выкрикивать. Из-за ограды выглянули головы обитателей деревушки. Видно, они узнали Айн'у'Ку, потому что ворота широко отворились. Пожилой туземец, отец Айн'у'Ку выбежал навстречу сыну. Сначала он крепко обнял сына, несколько раз громко произнося его имя. Потом положил свою голову на плечо Айн'у'Ку и стал тереться носом о его нос, ощупывая сына левой рукой, подобно слепцу, который может узнать дорогого человека только ощупывая его пальцами.