Портнихи Освенцима. Правдивая история женщин, которые шили, чтобы выжить - Люси Эдлингтон

Станислав Дубиль. Также он утверждал, что слышал ссоры Хедвиги с мужем по поводу «той женщины». Хедвига отстранила Ходис от дел при первом же отъезде Рудольфа. Ходис рассказывала, что Хёсс навещал ее в лагерной тюрьме для секса, хотела она того или нет; и вскоре, по ее словам, она была вынуждена сделать аборт. Ее имя было под запретом в доме Хёссов. Годами позже, Хедвига дискредитировала статью об интрижке мужа с Ходис, сказав: «Это придуманный роман, правды о котором никто не знает»{274}.

Что касается половой жизни самой Хедвиги, несмотря на слухи об объятиях в беседке с управляющим столовой на обувной фабрике соседнего города Хелмека, Хедвига сохраняла образ идеальной нацистской жены и матери. Рудольф сообщил, что сексуальная связь между ними практически сошла на нет, когда Хедвига узнала, что на самом деле происходит в Освенциме. В связи с этим возникает вопрос. Что действительно знали жены эсэсовцев? И – что немаловажно – волновало ли это их?

Хёсс пообещал Гиммлеру, что информация об убийствах останется тайной, секретом рейха. Сам Гиммлер провозгласил, что это должно быть «ненаписанной великой страницей нашей истории»{275}. Объезжая лагеря смерти Восточной Европы, Гиммлер часто писал жене, Марге, и дочери, Гудрун, рассказывая о своем здоровье и о том, как у него много работы, не упуская ни одной возможности оправить им посылочку. Он высылал бренди, книжки, мыло, шампуни, шоколад, печенье, сгущенку, ткани, вышивку, платья, шубы.

Несмотря на то, что Марга Гиммлер была преданной артаманкой и нацисткой, называла евреев «сбродом» и хотела, чтобы их всех «заперли в тюрьмах и до смерти заработали», ее муж ни словом ни обмолвился об убийствах, которые он не только видел, но которые исполнялись по его приказу. Хоть на участке Марги и работали заключенные из Дахау, ее саму было необходимо уберечь от жестокой реальности{276}.

У Хедвиги же возникли вопросы во время «выхода в свет» с Фрицом Брахтом, гауляйтером Верхней Силезии, территории, в которую входил Освенцим. Они с семьей жили неподалеку, в Катовице. Брахт принял у себя Генриха Гиммлера в июле 1942 года, когда тот приехал изучить освенцимскую зону интереса. По просьбе Гиммлера, Хедвига Хёсс тоже была приглашена в гости. Во время официальных ужинов, женщины, как правило, в какой-то момент уходили из комнаты, чтобы мужчины могли обсудить политику и рабочие вопросы. Однажды Брахт позволил себе свободно говорить об истинном назначении лагеря смерти в присутствии Хедвиги. Позже она спросила мужа, правду ли говорил гауляйтер. Рудольф признался, что правду{277}.

Хедвига была хорошо знакома с языком ненависти, который использовали нацисты. Она по доброй воле поглотила расистские учения артаманского общества. Она растила детей на периферии лагерей «переобразования» Дахау и Заксенхаузен. Она жила в доме, отнятом у законного владельца, носила одежду, отнятую у убитых, и ей прислуживали практически рабы, у которых отняли прежнюю жизнь и родных. Неужели новости о том, что яд антиеврейской пропаганды теперь проявлялся и буквально, в форме кристалликов «циклона Б», сбрасываемых в запертую камеру, были настолько шокирующими?

Если Марта могла выглянуть из окна чердака виллы Хёссов, где занималась шитьем, и увидеть, как обращаются в лагере с другими заключенными, как Хедвига могла оставаться в полном неведении? Раз местные жители понимали, что за дым поднимается из труб над лагерем, и куда пропадают люди, привезенные на поездах, как Хедвига могла этого не понимать? Возможно, она видела лишь то, что хотела видеть – прекрасный сад, картины, гобелены и платья.

Другие эсэсовские жены успокаивали себя, закрывали глаза на преступления, которые совершали их мужья. Служанки счищали дерьмо с эсэсовских сапог, когда мужчины возвращались домой с работы, отстирывали их окровавленную форму. А запах из лагеря? «Это просто чеснок на сосисочной фабрике», – вот что сказала Эльфрида Китт, жена лагерного врача, проводившего бесчеловечные эксперименты на заключенных. Фрау Китт работала ассистенткой мужа. В свободное время она наслаждалась одеждами и духами из лагеря{278}.

Новая жена доктора Менгеле, Ирена, в отличие от других задавала мужу вопросы прямо:

– Откуда этот запах?

– Не спрашивай меня, – отвечал он.

Она послушалась и стала избегать эту тему, однако прекрасно знала, какой медицинской работой занимается ее муж, и какую роль он играет в отборе людей на жизнь и смерть. Она даже лежала с дифтерией в эсэсовском лазарете напротив крематория{279}.

– Я слышала, вы там газом убиваете женщин и детей. Ты, надеюсь, с этим никак не связан, – сказала мужу Фрида Клер.

– Я не убиваю, я исцеляю, – уверил он ее{280}.

Доктор Клер своими руками убил несколько тысяч пациентов посредством инъекции фенола в сердце, в белом халате или розовом резиновом фартуке и перчатках. С 1943 года он управлял командой дезинфекции, которая «циклоном Б» дезинфицировала одежду и бараки и убивала заключенных в газовых камерах.

Красавица Эрика Фишер наслаждалась бархатными покрывалами и кружевным бельем с вышивкой. Она была женой доктора Хорста Фишера, который проводил отбор в газовые камеры в Биркенау. Фрау Фишер разрешала польской служанке примерять ее гламурные наряды. Пока фрау Фишер была в эсэсовском госпитале, «цыганский блок» Биркенау был ликвидирован. Муж не стал об этом врать или умалчивать, сказав, что цыгане «все сгорели»{281}.

Даже если они знали, что евреев, поляков, военнопленных, рома, синти[31], гомосексуалов и многих других массово убивают. Можно ли считать эсэсовских жен причастными к преступлениям? Они были просто сторонними наблюдателями, или их близость с преступниками делала их соучастницами, виновными в той же степени? Хотя женщины были заботливо исключены нацистами из активной политической и военной деятельности, они поддерживали мужчин, которые придумывали и применяли эти идеи. Важно подчеркнуть, что эти действия не считались незаконными в Третьем рейхе. Стоит задать другой вопрос. Волновала ли этих женщин судьба тех, на кого ополчились их мужья?

Фрау Фауст, директор Красного креста в Освенциме, закричала и вызвала полицию, когда заключенный еврей попросил у нее хлеба.

Фрау Виглеб, жена шарфюрера, для которого Браха шила одежду в «Канаде», угощала заключенных тортом, когда те приходили работать у нее в саду или доме.

Фрау Палич, жена человека, которого лагерное сопротивление нарекло «главным гадом Освенцима», была, по рассказам ее польской служанки, доброй душой. Когда фрау Палич пожаловалась, что один из заключенных плохо работает у них дома, заключенного подвергали пыткам{282}.

Грета Шильд, жена освенцимского охранника, на Рождество подарила польской служанке деньги, сладости и фартучек. Когда мать Греты приехала, чтобы помочь ей с новорожденным малышом, она через окно увидела работающих в карьерах; женщина стояла у окна и