Войны Роз. История. Мифология. Историография - Елена Браун

К середине XVIII столетия это представление прочно укоренилось в умах обывателей и ученых. В научной литературе конфликт Йорков и Ланкастеров впервые назвали «Войной Роз» в 1761 г. Это словосочетание появилось в фундаментальной «Истории Англии» известнейшего философа, историка и экономиста Дэвида Юма. Стоит отметить, что термин прижился не сразу, и дело опять не обошлось без художественной литературы. В начале XIX из-под пера Вальтера Скотта вышла повесть, «Анна Герштейнская», в которой вновь использовалось предложенное Юмом словосочетание. И сама повесть, и «ботаническое», романтизированные название конфликта настолько понравились широкой публике, что термин «Война Роз» в считанные годы закрепился на страницах научных трудов.

Шекспировская трактовка Войн Роз оставалась историографической нормой вплоть до конца XIX в. В качестве наиболее яркого примера можно привести серию популярных книг Джекоба Эббота в которых вторая половина XV столетия рассматривалась как кровавая эпоха братоубийственных войн, прекратившихся только с воцарением Тюдоров. Джеймс Гарднер пошел еще чуть дальше — он подчеркивал, что Шекспир не был точен в отношении фактов, но абсолютно верно передал сущность эпохи.

Можно выделить несколько причин, способствовавших устойчивому воспроизведению тюдоровского мифа. Прежде всего, до начала XX в. история Средневековья в значительной степени сводилась к истории королевской власти. В этой связи датировка Войн Роз (фактически по царствованиям) и трактовка их хода (как борьбы за престол) безупречно соответствовали господствовавшим в то время принципам научности.

Кроме того, при изучении истории Войн Роз до середины XIX в. использовались преимущественно сочинения известных гуманистов (Томаса Мора, Полидора Вергилия и других). Преклонение перед вкладом деятелей эпохи Возрождения в развитие культуры автоматически распространялось и на их исторические сочинения. Неудивительно, что предложенная Мором и Вергилием версия событий считалась наиболее достоверной; средневековые хроники, напротив, виделись собранием чудес и вымыслов.

Необходимо обратить внимание на еще один важный аспект восприятия Войн Роз. Долгое время этот конфликт осмысливался как драма героев. При этом трактовка «главных персонажей» заметно изменилась; пересмотр оценок Войн Роз шел именно по этой линии.

Любопытно, что почти все герои этой грандиозной исторической пьесы к началу XX столетия стали выглядеть заметно лучше, чем во времена создания тюдоровского мифа. Отчасти это можно объяснить влиянием романтизма, отчасти естественной для любого народа идеализацией далекого прошлого, отчасти введением в научный оборот новых источников и пересмотром отношения к старым. К середине XIX в. протоколы заседаний парламента, государственные бумаги, хроники, официальная корреспонденция королей и другие комплексы документов были опубликованы и прочно вошли в научный оборот.

Самым ярким примером в данном случае может послужить изменение отношения к главному антигерою эпохи Войн Роз — Ричарду III. В 1619 г. т.е. менее чем через три десятилетия после создания одноименной трагедии Шекспира, английский антиквар Джодж Бак создал первую апологетическую биографию Ричарда III. Бак доказывал, что король Ричард не был ни уродом, ни тираном. Любопытно, что по признанию самого Бака, первопричиной его исследований послужило убеждение — созданный Шекспиром монстр слишком ужасен для того, чтобы существовать в действительности.

К середине XVIII в. появился целый ряд апологетических работ, в том числе хрестоматийный труд Горация Уолпола. Было доказано, что исторического Ричарда III никак нельзя считать тираном, он не убивал принца Эдуарда Ланкастера и Генриха VI, наконец, у него не было никакого горба. «В активе» последнего короля из дома Йорков остались обвинения в узурпации, тирании, казни лордов, мешавших ему захватить трон, и убийстве племянников.

Впрочем, вина Ричарда III в этом последнем, самом страшном преступлении также была поставлена под сомнение. «Ричардианцы» предложили несколько альтернативных версий. Г. Уолпол заявлял, что принцы не были убиты в Тауэре, по приказанию Ричарда III их якобы увезли за границу. Более того, знаменитый Перкин Уорбек, поставленный во главе восстания йоркистов против Генриха VII Тюдора в 1496—1497 гг., якобы являлся младшим сыном Эдуарда IV — Ричардом герцогом Йоркским. А. Легге, напротив, полагал, что принцы были убиты в 1483 г., но не Ричардом III, а герцогом Бакингемом и его сообщниками Кэтсби и Рэтклифом (двумя дворянами из окружения Ричарда III). М. Клементс утверждал, что сыновья Эдуарда IV были умерщвлены Тиреллом в 1486 г. по приказу Генриха VII. Стоит отметить, что благодаря усилиям Клементса тема «принцев в Тауэре» приобрела новое звучание. Он настаивал, что т.н. тюдоровский миф о злодее и тиране Ричарде III Глостере был создан только для того, чтобы сделать более убедительной легенду о смерти «принцев в Тауэре».

Важно отметить, что защитники Ричарда III в основном были не профессиональными исследователями, а любителями. Несмотря на похвальный энтузиазм и полемический задор к концу XIX столетия им удалось лишь чуть-чуть расшатать традиционную точку зрения. В обобщающих работах и академических биографиях Ричарда Глостера по-прежнему изображали таким, каким его описали Полидор Вергилий, Томас Мор и Шекспир.

Еще раз подчеркнем, начавшийся сразу же после угасания династии Тюдоров процесс реабилитации Ричарда III — явление отнюдь не единичное. Сходным образом поменялось восприятие едва ли не всех участников Войн Роз.

Маргарита Анжуйская пострадала от деятельности тюдоровских «баснописцев» едва ли не больше Ричарда III, однако уже в начале XIX столетия к ее стали описывать совершенно иначе. Пожалуй, наиболее показательным будет сравнение двух литературных Маргарит — шекспировской и созданной воображением Вальтера Скотта. Маргарита из «Исторических хроник» — женщина с «сердцем тигрицы» и весьма сомнительной внешностью; это жестокая, циничная интриганка, неверная жена и, наконец, ведьма (во всяком случае ее проклятия обладают удивительной силой). Вальтер Скотт описал Маргариту Анжуйскую как Королеву в полном смысле слова — гордую, умную, решительную, удивительно сильную духом и в то же время женственную, сострадательную, красивую даже в пятьдесят лет. Шекспировская Маргарита сама виновата в своих несчастьях; персонаж Вальтера Скотта — просто жертва роковых обстоятельств. Наконец, на страницах повести «Анна Герштейнская» с Маргаритой произошла еще одна метаморфоза — она чудесным образом преобразилась в настоящую англичанку (даже после гибели единственного сына королева всей душой болеет за судьбу династии Ланкастеров, не раз называет Англию самой прекрасной страной на свете и подчеркивает, что именно в Британии прошли лучшие годы ее жизни).

Литературные аналогии в данном случае вполне уместны. В середине — второй половине XIX в. появилось две апологетических биографии Маргариты Анжуйской. Их авторы — Агнесса Стрикленд и Мэри Хукхем — полагали, что жизнь Маргариты была намного интереснее похождений любой романтической героини. Возможно, поэтому обе дамы предпочли занимательность научности и создали очень похожие повести о злоключениях гордой, обаятельной, талантливой и очень несчастной королевы. В остальных работах (кстати, вышедших из-под пера мужчин) супругу Генриха VI описывали несравненно менее эмоционально. Маргариту Анжуйскую по-прежнему обвиняли в чрезмерной жесткости, нередко возлагали на нее вину за развязывание Войн Роз; в то же время, историки подчеркивали, что Маргарита защищала законные права мужа и сына, а ее недостатки были следствием суровых нравов эпохи.