На двух планетах - Курт Лассвиц

– Когда, когда же, по вашему, она может вернуться?

– Каждый день, каждый час можно ожидать известий, что они достигли населенных местностей, и даже…

Элль внезапно умолк и задумался.

– Вы хотели еще что-то сказать, Элль? Вы хотели сказать, что мы имели бы уже известия, если бы все обстояло благополучно. Неправда ли?

– Во всяком случае мы могли бы уже получить сведения, но их запоздание отнюдь не должно нас тревожить. Подумайте сами, – сегодня у нас 5-е сентября, следовательно с тех пор, как экспедиция покинула полюс, прошло семнадцать дней. Ведь они могли высадиться в такой местности, откуда нужно неделями добираться до ближайшей телеграфной станции.

Исма произнесла в глубокой задумчивости:

– Как это странно! Я так жаждала известий, все мысли мои были заняты экспедицией, а теперь, когда вы рассказали мне все то чудовищное, что нам предстоит пережить, каким жалким кажется мне все, что могут сделать люди. Ах, Элль, в конце концов неправильно было…

– Мог ли я дольше молчать?

– Нет, мои друг, я вам очень благодарна, но все-таки… Вы должны мне еще рассказать о Марсе… Вы должны учить меня…

– Я готов, Исма.

– Но не сегодня. Сейчас уже поздно.

– Действительно, уже десятый час. Я должен покинуть вас. Но до свидания, не правда ли? Завтра, на обычном месте?

– Да, если только… Нет, нам надо еще о многом переговорить, приходите лучше сюда…

– Сейчас я отправлюсь в редакцию и на почту. Телеграмма появится завтра во всех газетах. Завтра целый день вас будут осаждать посетители.

– Ну, тогда я лучше сбегу из дому. Я лучше выйду к вам вскоре после обеда… Я хочу научиться марсианскому языку, – с полушутливым вздохом добавила она. – Ах, Элль, что-то принесет нам ближайшее будущее?

– Великие события для человечества, – серьезно ответил Элль.

Они расстались.

После опубликования телеграммы Торма для Исмы наступили трудные дни. Поздравления, запросы, визиты, из сочувствия и просто из любопытства, осаждали ее. Газеты присылали своих репортеров, чтобы возможно подробнее осведомить своих читателей о мнении фрау Торм по поводу положения на северном полюсе. Так как Исма не могла уклониться от всех этих посещений, она отделывалась ответом, что вполне разделяет предположения, высказанные Фридрихом Эллем в "Vossische Zeitung" на следующий день после опубликования телеграммы.

Возможность колонизации северного полюса марсианами вызвала во всех газетах горячие споры. Большинство публики было чрезвычайно заинтересовано перспективой общения с марсианами. Другие охотнее всего назвали бы эту телеграмму попросту жульничеством, но это было неудобно, а поэтому они утверждали, что Торм, во всяком случае, ошибся. Возможно, что Марс обитаем, но жители его добраться до Земли никак не могут. А если допустить, что это для них возможно, то почему же они не явились в Берлин или в Париж, а занялись на северном полюсе сооружением гигантской карты земного шара? Знаменитый физик заявил, что совершенно немыслимо, чтобы человекоподобные существа когда-либо могли перемещаться по мировому пространству с одной планеты на другую. Вслед за этил геолог предложил остроумнейшую гипотезу, согласно которой на северном полюсе неминуемо должен был образоваться вулкан, время от времени извергающий земные недра. Наслоения лавы, по случайному сходству, были приняты Тормом за географическую карту. Наконец, редактор "Географических Известий" высказался за то, что строить какие бы то ни было предположения пока нет смысла и, вообще, нужно дождаться следующих известий. Он был прав, но его заявление никакого сочувствия не встретило.

Фридауцы на этот раз чувствовали полное удовлетворение. Внимание, которое весь мир оказывал их городу, служило достойным поводом для всяких пересудов о фрау Торм, когда ее встречали по близости от обсерватории Элля, или когда ее видели гуляющей вместе с ним по парку. Правда, эти прогулки можно было наблюдать уже не первый год, но теперь было вдвойне приятно обогащать общие сведения этими подробностями частной жизни. Сама Исма не придавала этому значения. Она была более, чем когда-либо, безразлична к суждениям людей, и теперь только в ежедневном общении с Эллем находила некоторое успокоение.

Элль любил ее и просил ее руки много лет тому назад, когда она, тогда еще Исма Хильген, проживала у своей рано овдовевшей матери в Берлине. Правда, она не могла оставаться совсем равнодушной к чувству этого странного человека, но чуждость всего его существа постоянно отталкивала ее. Когда она обручилась с Тормом, Элль покинул Германию. После своего возвращения, он расположил ее к себе своей бескорыстной дружбой. Она знала, что он любит ее, и подозревала о той тайней борьбе, которую он упорно ведет со своею страстью. Но она всем сердцем была привязанна к своему мужу, и с самого начала заявила Эллю, что это никогда не изменится. Тогда же он обещал ей, что не только никогда не нарушит, но даже на один час не омрачит ее счастья. И он сумел сдержать свое обещание. Благодаря этому, между ними установилось безусловное доверие, и Исма была убеждена в том, что это общение никак не может отразиться на дружбе Элля с Тормом. Все они могли спокойно пожимать плечами, когда узнавала о росказнях досужих сплетников.

Это было восьмого сентября, на третий день после получения телеграммы Торма. Мягкая ночь чудесного бабьего лета глубоким мраком окутывала город. Луна еще не взошла, легкий полог облаков скрывал звездное сияние. Было уже поздно. Только из открытой двери, соединяющей рабочий кабинет Элля с увитой виноградом верандой, еще струился слабый свет на лестницу, спускающуюся в сад. Элль сидел за письменным столом, – он продолжал свой многолетний труд описание уклада марсианской жизни и введение в изучение марсианского языка. Он хотел выпустить в свет эти книги к моменту первой встречи марсиан с людьми.

Элль был так погружен в работу, что не слышал, как, шурша по гравию дорожки, приближались медленные шаги и как кто-то всходил по лестнице на веранду; он обернулся лишь тогда, когда шаги раздались уже на самой веранде. В дверях показалась какая-то темная фигура.

– Как вы проникли в запертый сад? – воскликнул Элль, хватаясь за револьвер, лежавший на письменном столе.

Глаза его были ослеплены светом рабочей лампы, и он не узнавал стоявшего в тени человека.

– Это я, – сказал хорошо знакомый голос. Элль вздрогнул и вскочил с места. Он схватился за голову.

"Галлюцинация", подумал он. Человек приблизился. Элль отпрянул.

– Да ведь это же я, господин доктор! Я, Карл Грунте.

– Грунте! – воскликнул Элль. – Возможно ли это? Откуда же вы явились?

– Прямо с северного полюса, который я покинул сегодня в полдень.

Элль протянул было к нему руки, но при этих словах снова подался назад.

– Выслушайте меня. Грунте, – начал он, – я заснул за работой, я грежу ведь не может быть, чтобы это были, действительно, вы. Вы же должны согласиться с этим. Ворота заперты, не могли же вы перелезть через стену.