Викинг. Бог возмездия - Джайлс Кристиан

– Когда я найду то, что ищу, Улаф, ты узнаешь, зачем мы сюда пришли, – ответил Асгот.

– Нам следовало оставить тебя прикованным к камню Горма, – прорычал тот.

Годи кисло ухмыльнулся.

– Неужели ты и вправду веришь, что мне было суждено утонуть в кромешной темноте и стать жертвой конунга со змеиным языком? – «Хорошее имя для конунга Горма», – подумал Сигурд.

– Так и произошло бы, если б мы тебя не спасли, – заметил Улаф.

– Видишь ли, Улаф, у богов и для тебя есть предназначение, – заявил годи.

Силач что-то пробормотал в ответ, а годи повернулся к ним спиной и побрел вперед. Наверное, никто из них не хотел возвращаться в одиночку или не собирался в этом признаваться, или они слишком крепко сидели на крючке не известных им идей Асгота и Сигурда, но все последовали за годи, с трудом вытаскивая ноги из хлюпающей жижи, потея от усилий и отчаянно страдая от укусов насекомых, которых даже не видели.

А потом, когда прошло время, которое потребовалось бы восьмерым мужчинам, чтобы снять груз с «Олененка», Асгот нашел то, что искал. Сначала им показалось, что это темная тень, висящая в тумане, но по мере того, как они подходили ближе, Сигурд начал чувствовать, как его наполняет ужас, такой всепоглощающий, что еще прежде, чем он понял, что перед ними, он уже знал, что это нужное им место.

– Не Иггдрасиль, конечно, – сказал Асгот, – но его корни наверняка уходят очень глубоко под землю, чтобы найти чистую воду в этом зловонном месте.

Они остановились перед ольхой, живой, хотя и с искривленным стволом, стоявшей в одиночестве на торфяном холме, над осокой и тростником, болотным триостренником и вонючей водой. Когда Сигурд увидел ее, по его спине пробежали мурашки, подобно крысе, выбирающейся из грязи.

– Мы прошли весь этот путь ради дерева? – удивился Свейн.

– Скакун Игга, – пробормотал Асгот. – Конь Одина.

– С моего места и не скажешь, – возразил Улаф. – Обычное кривое дерево, к тому же старое, посреди вонючего болота. – Он посмотрел на Солмунда. – Хотя эта трясина гораздо богаче меня, – добавил он.

Асгот взглянул на Сигурда. Тот, сделав глубокий вдох, вонзил копье в хлюпающую землю и посмотрел на своих товарищей.

– Давай побыстрее, парень, тут нельзя слишком долго стоять неподвижно, – сказал Солмунд.

Его слова дружно поддержали все остальные – они уже начали погружаться в жижу и нервно выдергивали из нее ноги, опасаясь, что болото намерено забрать их ради серебряных колец на пальцах и в бородах, скрамасаксов и ножей на поясах, и железных или серебряных амулетов на шеях.

– Все вы видели, что боги оставили мою семью, – проговорил Сигурд, и кое-кто из его товарищей отвернулся, чтобы не встречаться с ним глазами. – Это никакой не секрет. Моего отца, которому благоволили асы, предал конунг-клятвопреступник. Братья погибли в сражении. Мать, всегда уважавшую Фрейю Дарительницу, благосклонно к ней относившуюся, убили возле ее собственного очага. – Каждое слово застревало у него в горле и душило, но он должен был их произнести. – Мою сестру Руну увезли из родного дома, и она стала пленницей червя по имени Рандвер.

Все смотрели в жидкую грязь или на свои сапоги, куда угодно, только не на него, и сначала Сигурд решил, что им стыдно из-за того, что боги отвернулись от его семьи. Но довольно скоро он понял, что ошибся, и уже не сомневался: их стыд направлен на самих себя, на то, что они допустили, чтобы все это случилось, не защитили своего ярла и соплеменников.

– Посмотри на меня, Свейн, – попросил Сигурд; его друг поднял голову и встретился с ним голубыми глазами. Сигурд кивнул. – Я, точно маленькая рыбешка, сумел проскользнуть в сеть и единственный не стал жертвой предательства, погубившего моего отца и братьев. Может быть, мне повезло. Или Один сохранил мне жизнь по только ему известной причине.

– Какая разница, приятель, – выпалил Улаф. – Ты жив, а в твоем возрасте это лучше, чем быть мертвым.

– Нет, дядя, – возразил Сигурд, – все не так просто.

– Просто не бывает никогда, – проворчал силач.

– Вы знали моего отца. Что он стал бы делать, если б не погиб? – Сигурд заметил, как его друзья переглянулись, а потом посмотрели на Улафа, как будто ждали, что он ответит, но вместо него заговорил Солмунд:

– Даже будь он самым простым свинопасом, а не ярлом, Харальд отомстил бы тем, кто его предал. Так поступил бы любой, кто достоин своих предков.

Сигурд посмотрел на Улафа.

– Неужели вы думаете, что я поступлю иначе? Стану прятаться до конца жизни, радуясь, что не погиб с остальными?

В ответ на его вопрос Свейн отвернулся и сплюнул в жижу у себя под ногами.

– Мы не были бы здесь с тобой, если б считали тебя трусом, Сигурд, – сказал Улаф. – Мы могли бы принести клятву верности другому ярлу – может, Рандверу, – потому что даже Бифлинди нашел бы для нас дело, если б мы поцеловали его оружие и произнесли правильные слова.

– Однако вместо того, чтобы пить мед другого господина, вы стоите по колено в болотной жиже, надеясь, что я верну честь своей семье, – продолжал Сигурд, и никто не стал этого отрицать. – Но я не знаю, что нужно делать, я ведь не ярл. У меня нет ни тэнов, которым я мог бы отдавать приказы, ни серебра, чтобы купить хороших воинов.

– И у тебя его не будет, если он и дальше будет швырять его в болото, – заметил Улаф, наставив палец на Асгота.

– Повтори это сегодня ночью, Улаф, – презрительно бросил годи, – когда почувствуешь на своем лице вонючее дыхание духов и увидишь в темноте мерцание блуждающих огней.

Его слова заставили Улафа замолчать, а Локер оглянулся через плечо. Сигурд же снова повернулся к ольхе.

– Вот почему мы здесь. Я пришел за ответами. – Он взглянул на Асгота. – Хочу показать богам, что, пусть они и отвернулись от моего отца, я – сын Харальда и не намерен бездействовать и искать очаг, чтобы погреться возле него. Пусть Лорд Копья испытывает меня предательством, пусть швырнет в волчью яму, если такова его воля. Но ему придется обратить на меня внимание. И если он верен своему имени, которое, как известно всем, означает «ярость», он станет направлять меня, пока я буду висеть на этом дереве. И тогда я узнаю, что делать; мне покажет Один.

Гендил взглянул на Улафа, который выпучил глаза и оскалился, раздувая ноздри.

– Ты думаешь, я пришел сюда, чтобы смотреть, как ты повесишься на дереве? – крикнул он.

– Тебе нет необходимости смотреть, дядя, – возразил Сигурд.

– Девять полных ночей Один висел на овеваемом ветрами дереве Иггдрасиль, – начал Асгот. – Вы все хорошо знаете историю. Без еды и воды, пронзенный копьем. Он пожертвовал себя самому себе, пока с диким криком не смог дотянуться до рун и взять их. Из глубин под корнями Мирового Дерева и логова Нидхёгга он узрел тайны смерти.

– Ты умрешь, проклятый болван, – выпалил Улаф, не обращая внимания на Асгота.