С ведьмой в постели - Андрей Анатольевич Федин

— Я хотел бы кое-что у вас уточнить, Белла. Вы не возражаете?

— Пожалуйста, мальчик, — сказала женщина. — Что еще тебе необходимо знать?

— Утром вы назвали меня инкубом. Описали какие-то особенности, присущие таким как я. И даже в Кодексе, согласно вашим словам, существуют для меня статьи. Все это наводит на мысль, что я не такой уж уникальный, что таких как я немало.

— Отчасти ты прав, Максим Иванов. Но... лишь отчасти.

— Что это значит?

— Вас было много... раньше: лет пятьсот назад. А потом становилось все меньше. И мы, ведьмы, подсократили ваше поголовье: не любили мы вас, не нуждались в вас тогда. И люди отказывались терпеть вас рядом с собой.

— Почему?

— Ну, как же! — сказала Белла. — Неужели тебе не ясно?

— Что именно?

— Ведь кто такой инкуб? Это же... как сказали бы сейчас, сексуальный маньяк. У вас и семей-то обычно не было. Все ваши отпрыски были плодами насилия, или этаким кукушатами. Сохранит мать плод или вытравит, оставит ребенка себе или подбросит кому.

Белла сделала паузу, после которой добавила:

— Хотя... да. Возможно, ты этого и не понимаешь. Ты у нас... странный, Максим Иванов. Родители, должно быть, понимали, какая главная проблема ждет тебя в жизни. И знатно промыли тебе мозги. Все эти возвышенные понятия о любви, о верности... Что-то подобное практиковали и раньше, чтобы загнать в строгие рамки ваши потребности. А еще для вас придумали когда-то кучу способов укрощения плоти... и прочие издевательства.

— Как часто можно встретить таких как я?

— Инкубов больше нет. Последний, о котором я знала, умер в сорок седьмом году. На сегодняшний день ты единственный известный мне экземпляр. Так что, мальчик, ты должен понимать, насколько важен для меня.

— Что с ним случилось?

— С инкубом? Это была забавная история. А еще романтичная и... досадная.

— Почему?

— Забавная она из-за того, что усадила в лужу ненавистную мне тогда Арбатскую, — сказала Белла. — Да, не удивляйся, Арбатской тогда все завидовали, и я в том числе. Она была обласкана властями, полна энергии, независима и богата. Министерство Контроля ее не трогало, ей многое дозволялось. Кто же знал тогда, что она и была, по сути, этим Министерством.

— А какое отношение к ней имел инкуб?

— Это она нашла его где-то. Страна тогда еще не восстановилась после войны. Люди возвращались в Москву отовсюду. Кто-то из госпиталя, кто-то задержался в той же Германии, кто-то побывал в лагере. Откуда вернулся этот красавчик, я не знаю. И как его вычислила Алла — тоже. Мне помнится, что инкуб, был совсем юным. Именно был, а не выглядел. Улыбчивый такой, кудрявый. Глаза его были похожи на твои — они у вас у всех, видимо, такие... шаловливые. Алла его особо не скрывала. Наоборот, словно... хвасталась. Поговаривали, что он был ее любовником. Не знаю, правда это или нет. Я спрашивала ее потом, но Алла не хотела вспоминать тот случай. Но, думаю, слухи были не беспочвенны, раз история имела такое завершение.

— А что произошло?

— Любовь, Максим Иванов. Похоже, это такая болезнь, которая сводит всех с ума, — сказала Белла. — Одна из старейших ведьм Москвы, подруга Арбатской еще по жизни в предыдущей столице, передала свой дар внучке. Той было чуть больше лет, чем этой твоей Алисе. Хороший, я хочу тебе сказать, у нее был дар, очень сильная линия. Арбатская приблизила девчонку к себе: хотела помочь или пыталась завербовать на службу в свое Министерство — кто знает. Но тут случилось так, что инкуб положил на девчонку глаз. И девчонка в него тоже влюбилась. Как проморгала это Алла, не представляю. Хотя, у нее, в этом ее Министерстве, наверняка, немало забот было, особенно тогда, после войны.

Белла замолчала, о чем-то задумавшись.

— И что дальше?

— А дальше случилось то, что и предположить никто не мог: ведьмочка от инкуба забеременела!

— Бывает, — сказал Максим.

— Идиот! Это у обычных людей такое по неосторожности бывает. А ведьма случайно забеременеть не может! Эта влюбленная дуреха, чтобы привязать к себе инкуба, махнула рукой на свое будущее, на несколько сотен лет жизни! Хотя знала, что ведьма после беременности теряет все свои особые качества. А ведь восстановления ее дара многие ждали!

— Почему?

— Было у этой линии ведьм особое знание. Эксклюзив, как теперь говорят. Умели они делать... особый артефакт: "когти ведьмы" называется. Это такие заговоренные иглы... впрочем, не важно. Старуха не делала его почти двести лет, ссылаясь на недостаток энергии. Все ждали, когда молодая ведьма освоится с даром. Можно сказать, выстраивались в очередь с заказами. А оно вон как получилось.

— Как?

— Беременная ведьмочка исчезла. Поговаривали, что ее отправили в "Морозную обитель". Я тоже склоняюсь к этой мысли, зная, на что была способна тогда Арбатская. Вряд ли она, молча, проглотила бы такую обиду. Да и не слышала я, чтобы Министерство эту ведьмочку разыскивало. А это может означать лишь одно: там знали, где она. Так что вариант с тюрьмой для ведьм выглядит самым правдоподобным. К тому же, в ином случае, за эти годы у кого-нибудь обязательно появился бы новый комплект "Когтей ведьмы". А раз этого не произошло, то вариант один: "Морозная обитель". Только там ведьмы исчезают бесследно.

— А инкуб? Что произошло с ним?

— Инкуб повесился. Прямо в квартире Арбатской. Сразу после того, как исчезла ведьма. Об этом вся посвященная в наши дела Москва судачила. Быть может, именно эти просчеты с ведьмочкой и инкубом, Арбатской и припомнили в пятьдесят третьем, когда убирали из Министерства.

— И что, с тех пор инкубов больше никто не встречал?

— Хватит мне зубы заговаривать, Максим Иванов, — сказала Белла. — У меня сегодня непростой день был. И потому я не собираюсь вести с тобой беседы до полуночи. Давай уже определимся. Ты будешь на меня работать?

— Конечно, — сказал Максим. — Вы замечательный человек, Белла! Но вступать с вами в интимные отношения я не стану.

Белла вздохнула.

— Досадно. Но что-то подобное я от тебя и ждала. Должно быть, ты и твой покойный родитель из-за этого и не засветились перед властями. Потому что идиоты. Радует только то, что ты и правда инкуб: любовное зелье, выпитое тобой за завтраком, не подействовало.

Белла встала,