22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Наступающей ночью будет решение, это решение – война» - Михаил Алексеевич Алексеев

«Расшифрованная телеграмма

вх. № 8387. Из Берлина 22 мая 1941 г.

Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии

Берлин, 22 мая 1941 г.

[Источник 1] сообщил, что среди видных официальных лиц министерства иностранных дел распространяется утверждение, что Германия в ближайшие дни предъявит ультиматум СССР об аренде Украины и о приспособлении Советского хозяйства к нуждам Германии. Якобы уже разработан план назначения германских директоров на предприятия Украины. Германия будет требовать неограниченного контроля над важнейшими видами промышленности, в частности над Баку. При несогласии СССР немецкие войска оккупируют Украину и Баку. Наступление немецких войск назначено, якобы, на 15 июня, а возможно начнётся и в первых числах июня (выделено мной. — М.А.). [Источник 1] подчеркнул, что его информация основана на весьма солидных источниках. [Источник 2] слово в слово повторил слова [источника 1] добавив, что официальные германские лица обосновывают эту акцию катастрофическим положением с продовольствием в Германии и в занятых ею областях. Ультиматум Германии следует ожидать в первых числах июня через Шуленбурга.

№ 171 Кремень».

Источником 1, возможно, является «Ариец», а Источником 2 — доктор Раше, заместитель заведующего отдела прессы в министерстве иностранных дел.

Выступая с докладом 25 февраля 1956 г. на ХХ съезде КПСС, первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев для подтверждения тезиса о том, что «информация о нависающей угрозе вторжения немецких войск на территорию Советского Союза шла и от наших армейских и дипломатических источников, но в силу сложившегося предвзятого отношения к такого рода информации в руководстве она каждый раз направлялась с опаской и обставлялась оговорками», привел в качестве иллюстрации два донесения, поступивших в мае 1941 г. от военно-морской и военной разведок:

«Так, например, в донесении из Берлина от 6 мая 1941 года военно-морской атташе в Берлине капитан 1-го ранга Воронцов доносил: «Советский подданный Бозер… сообщил помощнику нашего морского атташе, что, со слов одного германского офицера из ставки Гитлера, немцы готовят к 14 мая (здесь и далее выделено мной. — М.А.) вторжение в СССР через Финляндию, Прибалтику и Латвию. Одновременно намечены мощные налеты авиации на Москву и Ленинград и высадка парашютных десантов в приграничных центрах…».

В своем донесении от 22 мая 1941 года помощник военного атташе в Берлине Хлопов докладывал, что «…наступление немецких войск назначено якобы на 15.VI, а возможно, начнется и в первых числах июня…»200.

Подобные совершенно нехарактерные для донесений разведки примеры не подтверждают, а опровергают, высказанный Н.С. Хрущевым тезис, и ничего кроме удивления не компетентностью в первую очередь тех, кто представлял материалы для подготовки доклада, и тех, кто готовил сам доклад, вызвать не могут.

Информация об ультиматуме, приведенная в донесении «Кремня» из Берлина, была далеко не единственной, как это приводилось в ранее цитируемых шифртелеграммах, направленных в Центр в мае месяце, а также в донесениях поступивших за месяц до этого201.

Об этом же в своих донесениях в апреле — мае 1941 года докладывали агенты НКГБ СССР в Берлине «Старшина» (Харро Шульце-Бойзен) и «Корсиканец» — Арвид Харнак, старший правительственный советник в имперском министерстве экономики202.

14 мая нарком госбезопасности В.Н. Меркулов представил И.В. Сталину, В.М. Молотову и Л.П. Берия агентурное сообщение, поступившее от Х. Шульце-Бойзена 9 мая, в котором наряду с утверждением о скором нападении Германии на СССР, не исключалась возможность выдвижения Берлином ультиматума Москве:

«В штабе германской авиации подготовка операции против СССР проводится самым усиленным темпом. Все данные говорят о том, что выступление намечено на ближайшее время. В разговорах среди офицеров штаба часто называется дата 20 мая как дата начала войны. Другие полагают, что выступление намечено на июнь. В начале Германия предъявит Советскому Союзу ультиматум с требованием более широкого экспорта в Германию и отказа от коммунистической пропаганды. В качестве гарантии этих требований в промышленные районы и хозяйственные центры и предприятия Украины должны быть посланы немецкие комиссары, а некоторые украинские области должны быть»203.

Приблизительно в то же время Арвид Харнак доложил:

«На совещании ответственных референтов Министерства хозяйства референт прессы Кроль в докладе заявил: «…От СССР будет потребовано выступление против Англии на стороне держав «оси». В качестве гарантии будет оккупирована Украина, а возможно, и Прибалтика»204.

«Ядром», где по указанию Гитлера, с его ведома и под его контролем, формировались предложения в части возможных требований ультиматума выступало министерство иностранных дел. Именно отсюда «просачивалась» информация в зарубежные представительства и органы военного руководства страны. Информация о зондаже Гитлера советской позиции кругами расходилась и нередко оформлялась как «слухи» в докладах как разведки, так и по линии НКИД. Эта информация, отражавшая позицию рейхсканцлера, по сути уже являлась дезинформацией. Однако не следует считать, что министерство иностранных дел Германии изначально целенаправленно выступало в роли распространителя дезинформации. Отнюдь. К уже сознательной дезинформации германский МИД перешел накануне нападения на Советский Союз.

Статс-секретарь германского МИДа Э. фон Вайцзеккер высказал предположение в своем дневнике, что у Советского Союза была иллюзия, что если дело даже дойдет до вооруженного выступления против СССР, ему в любом случае будет предшествовать обычная дипломатическая процедура: переговоры, выдвижение претензий, ультиматум и т. п.: «Удивительно, что, несмотря на постоянную подозрительность и недоверчивость к партнерам, СССР оказался застигнутым врасплох как в политическом, так и в военном отношении. Возможно, русские считали, что раз война все равно начнется, то это будет происходить постепенно, в традиционной дипломатической манере, то есть путем подачи жалоб, ответов, ультиматумов и только затем военных действий (выделено мной. — М.А.). Но даже недавнее нападение Гитлера на Югославию и Грецию их ничему не научило. Очевидно, Россия думала, что для Германии, находившейся в трудном положении, неразумно открывать второй фронт и игнорировать такой положительный для нее фактор, как нейтральная Россия, которая снабжает рейх сырьем»205. Здесь речь о заблуждениях, по мнению Вайцзеккера, советского руководства, но никак о дезинформационных акциях со стороны Берлина.

Не следует исключать, что первоисточником информации о возможном выдвижении Германией «требований» к СССР явилась передача лондонского радио от 7 мая 1941 г., в которой утверждалось со ссылкой на последние речи Черчилля, что именно «пшеничные поля Украины и нефтяные промыслы Баку представляют для Германии первостепенный интерес»206.

Что же касается руководящих указаний начальника штаба ВГК вермахта Кейтеля «по маскировке» подготовки к операции «Барбаросса» от 15.2.1941, а также его распоряжения от 12 мая 1941 г. по проведению «второй фазы дезинформации» в связи «с введением максимально уплотненного графика движения эшелонов 22 мая», то в них ни о чем подобном не говорится.

Наше «послезнание» дает основание утверждать, что возможность выдвижения Германией ультиматума является дезинформацией. И это соответствовало действительности, хотя Гитлер и после 22