Вторжение - Михаил Ахманов

— Ты показал мне карту, — произнёс Литвин, — ту древнюю схему заселённости Галактики. Не все ведь разумные вымерли с давних времён?

«Не все, — подтвердил Корабль. — Появились новые расы».

— Отчего же они не отвечают нам? Мы посылаем сигналы в космос больше века. Мы…

Он смолк, поражённый пришедшим ответом:

«Вы никому не интересны, пока не несёте угрозы. Хотя не исключается, что в вашей системе есть наблюдатели. Район газового гиганта патрулировали сильмарри».

— Кто? — выдавил Литвин.

«Сильмарри. Одна из звёздных рас, чей сектор близок к Новым Мирам. К колониям бино фаата в этом рукаве Галактики».

— И что вы с ними сделали?

«Их корабль уничтожен».

— Круто, клянусь реактором! А на Земле они остаться не могли? В качестве этих… наблюдателей?..

«Исключается. Им не подходят земные условия. Они не похожи на людей».

Изображение в мозгу вспыхнуло внезапным импульсом. Некоторое время Литвин изучал его, прикрыв глаза и сравнивая с масштабом, человеческой фигуркой, потом промолвил:

— Червяк! Надо же, разумный червяк! И здоровый… больше анаконды… Что им тут надо, этим сильмарри?

«Связка считает, что они изучали артефакт даскинов. Вашей цивилизации он известен как Красное Пятно на Юпитере. Предполагается, что это вход в пространственный тоннель, ведущий в другую галактику».

«Что он откровенничает со мной? — подумал Литвин. — Любые тайны открывает… Игра какая-то? Или уверен, что мне не выбраться отсюда? Ну, это ещё не факт, так что мог бы и помолчать!»

Дошла до Корабля эта мысль или нет, но реакции на неё не последовало. Ни объяснений, ни возражений, ни комментариев — ровным счётом ничего. Выждав несколько секунд, Литвин сказал:

— Ну, сильмарри насчёт Пятна любопытствуют, а бино фаата что же? И у них к пятнам интерес?

«Не только. Их главная задача — обезопасить периметр».

— Вот как? Почему?

«Экспансия в этот рукав Галактики вызвала обеспокоенность других разумных рас. Возможно активное противодействие. Для защиты Новых Миров необходим форпост. Звёздная система с планетой, подходящей для обитания, с легкодоступными ресурсами, сырьём, энергией. Желательно, населённая».

— Значит, база нужна твоим симбионтам, — пробормотал сквозь зубы Литвин. — Подвесят они тут космические крепости, аннигиляторы зарядят и будут силой мериться с врагами, с червячками этими и прочим галактическим зверьём. На нашей, значит, территории… Землю — в распыл, а с нею и всё остальное, от Меркурия до Плутона… Может, ничего не останется, кроме Красного Пятна… Ну, это я понимаю, мы в зоне чужих стратегических интересов — слоны дерутся, плохо траве. А трава им к чему? То есть населённая система? Выбрали бы безлюдную… Вон, Проксима Центавра рядом, и Сириус недалеко, и Альтаир… Места, что ли, не хватает?

«Места хватает, — согласился Корабль. — Но мыслящие существа, способные трудиться, — самый ценный ресурс в Галактике. Кто будет строить космические крепости? Бино фаата размножаются медленно, и их гораздо меньше, чем землян».

* * *

Эти откровения нужно было переварить.

Литвин отодрал кафф, сунул его в ранец с пайком и опустился на пол рядом с Йо. Ментальная связь с квазиразумом пока оставалась вещью в себе и требовала осторожности; возможно, Корабль мог уловить те его мысли, которыми Литвин не собирался с ним делиться. Опыт, полученный в последние часы, был слишком скуден, чтобы судить о мотивах и намерениях такого странного создания, не имевшего аналогов ни в природе, ни в привычной техносфере. На Земле уже половину века применяли устройства с искусственным интеллектом (такие, например, как АНК, управлявший «Жаворонком»), но все они программировались извне, либо людьми, либо другими машинами. Они обладали способностью к самообучению и правильно реагировали в довольно сложных ситуациях, но их поведенческие алгоритмы базировались на логике. Сфера чувств не поддавалась математическому моделированию, и все попытки описать любовь и ненависть, страх и радость кончались неудачей. Электронные мозги, не ведавшие ни колебаний, ни сомнений, всегда принимали одно-единственное решение, и степень их интеллекта определялась лишь сложностью программы и числом параметров, которые они могли учесть.

Интуитивно Литвин ощущал, что разум Корабля другой, более гибкий, динамичный и близкий к человеческому, что бы ни скрывалось за термином «квази». Похоже, Корабль мог воспринимать эмоции и даже переживать их; вероятно, проблему противоречия команд он разрешал отчасти на логическом, отчасти на эмоциональном уровне, как то бывает с желаниями человека; не исключалось, что он обладал свободой выбора, качеством, необходимым для слуги с двумя хозяевами. Вернее, размышлял Литвин, с одним симбионтом и другим, не поддающимся определению, ибо его собственная власть над Кораблём была загадкой. Но так или иначе, а это существо — или создание?.. — было не похоже на робота или компьютер, то есть на мёртвый механизм, лишь имитирующий разум. В отличие от них Корабль находился на грани жизни и небытия.

Это делало его непростым противником. Литвин почти не сомневался, что между фаата и Кораблём имеется скрытое взаимодействие, выгодное той и другой стороне, и что без услуг Корабля пришельцы бессильны. Сломать этот союз? Но как? Поставить квазиразум перед неразрешимой дилеммой и тем замкнуть его казалось труднее, чем свести с ума сотню самых мощных земных компьютеров. Пожалуй, вообще невыполнимый вариант, если древние даскины предусмотрели блокировку, наделив свои творения свободой воли. Более надёжно поразить Корабль физически, уничтожить мозг, оставив лишь пустую скорлупу, но как подступиться к этой задаче, Литвин не представлял. Ворваться в отсек управления, спалить тот крупный узел, что лежит под сферой с изображениями звёзд? Спалить, но чем? Ни лучемёта нет, ни лазера… К тому же останутся другие центры, сотни и сотни узлов паутины, наверняка способной к регенерации. Отравить их все? Опять же чем? И что за вещество слагает эти центры и нервные пути? Они, очевидно, лежат в переборках, защитных кожухах… вдруг материал горючий… добраться бы и поглядеть… Или спросить у Корабля? Как тебе, дружище, задницу припечь?

Не то чтобы сей вопрос казался Литвину неэтичным или неуместным, но он был уверен, что не получит на него ответа. Ещё один довод в пользу того, что квазиразумный приятель скорее жив, чем мёртв.

Постепенно Литвин задремал, и в этот раз виделись ему не кошмары, а честные простые сны: будто летит он в двухместном учебном «грифе» в пыльный марсианский шторм, как было десять лет назад во время практики, и будто на втором сиденье инструктор Серов, старый, битый космосом десантник с биомеханической рукой. Мимо проносятся ржавые вихри, неба не разглядеть, и Литвин идёт в слепом полёте, по приборам. Задача такая: пересечь Фарсиду[30], вдоль двадцатой параллели, добраться до Олимпа[31]обогнуть его и выйти обратно к Мангала Вэли[32], к городу Семь Куполов и базе ОКР. Летит Литвин хорошо, уверенно, и Серов вроде бы доволен — расслабился в своём коконе, сидит и бормочет: «Лихо, салажонок, молодец! Годика три в Поясе средь камешков потолкаешься, на Венеру сядешь — и будешь не курсант, а как есть пилот! Только на Земле берегись, первым бей, чтобы башибузуки корму не отстрелили!» И сказавши это, тянется к Литвину своей биомеханической лапой, чтобы, в нарушение всех инструкций, похлопать его по плечу. Литвин ощущает его пальцы, но, против ожидания, не холодные металлические, а тёплые и нежные, и тут ему чудится, что хоть он в «грифе», а голый, без скафандра, без комбинезона и даже без ботинок. И будто не Серов с ним рядом, а некто другой, такой же тёплый и нежный, как задержавшаяся на плече ладошка.