Желтая линия - Михаил Тырин

Искать беженцев отправились не только «крысоловы», но и несколько других команд. Мы шли по улице длинной колонной, а навстречу двигались отряды пополнения — свежие оккупационные команды в необмятой новенькой форме. Они с робким любопытством оглядывались по сторонам, что и понятно: наверняка почти все первый день в наших краях.

На городской окраине колонна разделилась по командам. Вскоре мы уже шагали по лесу, донельзя изгаженному и ободранному. Вчера через него прошла огромная масса техники и отряды цивилизаторов, а затем — орда «детей природы», которые только и умеют, что гадить и портить.

Мы разбились в широкую цепь и пошли прогулочным шагом, изредка перекликаясь. Деревья стояли редко, почти вся команда была на виду. На душе царила радость и облегчение от того, что закончилась большая и опасная операция и теперь каждого достойно за нее вознаградят.

Легкость задания резонировала с легкостью на сердце, даже вечно серое небо не казалось таким уж пасмурным. Вдобавок дорога шла все время под уклон, и весь мир словно лежал у моих ног.

Между тем лес становился тише и как-то глуше. «Крысоловы» перестали болтать и шли молча, настороженно приглядываясь к стене деревьев, которая все плотнее смыкалась вокруг.

Потом вдруг начало хлюпать под ногами, и это здорово подкосило наш благодушный настрой. Во-первых, в условиях задания никакого болота не намечалось, был только лес, во-вторых, ни один не взял с собой гидрокостюм. Наши физиономии из безмятежных стали делаться хмурыми.

Только Рафин-Е был невозмутим. Он лишь однажды остановился, озадаченно почесал затылок и вытащил свою рацию. Связавшись с командирами других групп, он поспрашивал насчет каких-то ориентиров, после чего мы продолжили движение в том же темпе. К всеобщему облегчению, в болото лезть не пришлось — мы шли по самому краю.

Арах, потерявший оружие и снаряжение, шел последним, беззаботно поддавая ногами кусочки земли. Никто не заметил, что он вдруг остановился и приложил ладони к ушам. Через несколько секунд так же застыл на месте и прислушался еще один боец.

— Что еще? — недовольно спросил Рафин-Е.

— Вроде женщина зовет, — неуверенно пробормотал пехотинец.

— Кого, тебя, что ли? — фыркнул Рафин-Е и посмотрел на нас. — Кому еще женщины мерещатся?

Он все же не мог оставить факт без внимания — среди разбежавшихся ивенков должны быть и женщины.

— Это не женщина, — помотал головой Арах. — Это или зверь скулит, или… или ребеночек плачет.

— М-да? — Рафин-Е вдруг стал мрачен и тоже прислушался. Затем пробормотал: — Да ну, какой зверь… Жуки молча плавают, а корова — если заорет, то уж не ошибешься. Не пойму, где…

Теперь уже многие слышали, что из-за стены деревьев доносится слабый писк или плач. Действительно, сразу представлялся брошенный ребенок.

— Это там, — сказал наконец наш командир, указывая в самое сердце болот. — Точно, ребенок. Небось союзнички обронили на радостях, когда в город бежали. — Он вздохнул. — Что ж, надо его забирать.

Мы с кислыми физиономиями переглянулись. Никому, понятное дело, не хотелось без болотных костюмов лезть в грязищу. Впрочем, это и в костюмах сомнительное удовольствие. Тем более какой-то маленький грязный ульдр, заеденный блохами…

— Пошли, пошли… — поторопил кавалер-мастер и по привычке первым вступил в булькающую болотную страну.

Наверно, не стоило идти всей командой. Ребенка могли найти и забрать два, от силы три человека. Я уже принимал участие в спасении «детей», и никакого умиления от этой встречи у меня не осталось.

И все же это был ребенок. Чем ближе мы подходили, тем горьче и жалобнее становился плач. Я даже стал забывать свои обиды и неприязнь. Ну разве виновато это испуганное дитя, что его породил блохастый придурковатый народец?

Мы все невольно поторапливались, хотя болото становилось глубже и холодная вода временами уже щекотала пупки. Каждому хотелось поскорей подобрать крошку и избавить от страданий.

По уши в грязи, мы набрели наконец на небольшой островок, где росло большое разлапистое дерево. Под ним и лежал грязный худой младенец, завернутый в обрывки военной формы цивилизаторов.

Рафин-Е подошел первым, тронул дитя каким-то прутиком, но на руки брать не стал. Это сделал Шилу — он закинул огнемет за спину и запросто подхватил мальца своими ручищами. Тот почти сразу перестал плакать, ощутив себя в надежных руках.

Мы сгрудились вокруг. Невероятно, но все улыбались. Все подбадривали малыша ласковыми словами, каждому хотелось его потрогать, погладить. Когда жизнь сурова, жестока и безрадостна, любой повод побыть сентиментальным принимается с охотой.

— Грязный какой… — проговорил Рафин-Е, впрочем, без неприязни, а скорее с заботой. — А ведь вырастет — будет нормальным гражданином. Будет жить в большом чистом городе, а не тут…

Мы на какую-то минуту примолкли — командир произнес удивительные слова. Никто из нас, я думаю, не испытывал теплых чувств к лохматым и горластым ульдрам, равно как и к их чадам. Но если это невинное существо вынуть из болота и поместить в хорошие условия, оно в самом деле вырастет нормальным разумным человеком. И даже не поверит, если сказать, что его папка с мамкой ночевали под кустами и питались червяками и пиявками.

И не только этот малыш — целое поколение научится бриться, носить чистую одежду, внятно разговаривать и прилично себя вести. И может, не так плохо, что тысячи граждан Цивилизации сейчас месят болото и теряют здоровье, приучая дикарей к простым, в общем-то, правилам бытия?

— Ну, хватит, пошли на маршрут. — Рафин-Е стал серьезен. — Неси его, Шилу, ты ему понравился.

Он уже шагнул в болото и начал засовывать в карман рацию, но вдруг застыл на месте, словно окаменел. И остальные тоже застыли, не смея даже заговорить.

Ветерок сдул с болота легкую дымку, которая всегда витала над водой. Нас окружали несколько довольно крупных островков. И на каждом буйным цветом росла болотная капуста — любимая пища ивенков.

Она была повсюду. Куда ни глянь — везде ее продолговатые мясистые стебли в человеческий рост и заостренные листья с бордовой каемкой.

Мы успели испугаться, но не смогли ничего предпринять. В следующую секунду мир как будто взорвался.

Так, наверно, выглядит пожар на фабрике пиротехники — гул, рассыпчатые хлопки, клубы дыма, подсвеченные разноцветными вспышками, снопы искр… Не знаю, сколько ивенкских ружей было нацелено на нас в тот момент. Наверно, за каждым капустным листиком пряталось не меньше десятка.

Мы почти одновременно упали на землю — большая куча серо-зеленых людей заняла почти весь остров. Кто-то шевелился, но очень немногие. Больше я ничего не успел увидеть, потому что кольцо густого вонючего дыма накрыло нас. Я лишь заметил, что рядом со мной двое или трое «крысоловов» с нечеловеческими воплями колотятся о блеклую траву, брызгая на нее неестественно яркой кровью.