Уйти и не вернуться - Чингиз Абдуллаев

Крики атакующих они услышали еще до того, как содрогнуласьземля под копытами пятисот отборных лошадей. Моджахеды шли в наступление, зная,что городок пуст, и уже предвкушая радость близкой расправы над отступниками. Ив этот момент ударили пулеметы.

Первый строй атакующих смешался. Тяжелые пулеметы били прямов скопление людей и лошадей. И почти каждый выстрел находил свою цель.Понадобилось минут пять, пока моджахеды сообразили, что нужно менять тактику,иначе эти два пулемета просто перебьют их всех. Они начали спешно обходитьхолмы, оставили лошадей, пытаясь атаковать пулеметчиков сразу со всех сторон.

Но вскоре к ужасу и растерянности противника выяснилось, чтопулеметы имели неплохой круговое обзор, а приданные в качестве боевогоохранения автоматчики просто не подпускали никого, давая возможностьпулеметчикам переносить огонь на другие цели в своем тылу.

Бой шел уже полчаса и наступавшие потеряли более ста человекубитыми и ранеными. Только тогда они наконец отказались штурмовать эти холмы и,установив сразу несколько минометов, начали методичный обстрел ближайшиххолмов. Но было уже поздно. Внезапно по их отряду ударили сразу несколькогранатометчиков. Затем еще один дружный залп и противник дрогнул. Взрывы гранатслышались повсюду. Особенно удачным было попадание в кучу лошадей, когдаиспуганные кони начали разбегаться во все стороны, усиливая и без того царившуюнеразбериху. Воодушевленные бойцы народной армии, несмотря на явноепревосходстве противника в живой силе, так увлеклись, что даже перешли в атаку,и сержанту с трудом удалось остановить свой маленький отряд.

В общей сложности в этом сражении у Кохсана противникпотерял более двух сотен своих людей. Остальные трусливо бежали, уже непреследуемые никем. Асанов, встревоженный молчанием второго пулемета приотступлении противника, лично поднялся на холм и с горечью обнаружил погибшегоИгоря, разорванного прямым попаданием вражеской мины.

А еще через три часа к городу подошли наконец посланные сюдамоторизованные части советских войск. Если не считать убитого капитана, Асановуи его людям удалось одержать действительно впечатляющую победу. Был разгромленмобильный отряд моджахедов, насчитывающий пятьсот сабель. При этом потерисоставляли пять человек убитыми и семнадцать ранеными. Но среди убитых былкапитан Игорь Рудницкий и это делало саму победу горькой и тяжелой.

Собравшиеся на площади люда видели, как грузили в БМП телопогибшего офицера. Многие из женщин понимали, что убитый по существу спас их отнадругательства и расправы моджахедов. Но Восток имеет свои обычаи и своитрадиции. К убитому не подошел ни один человек.

Никто не сказал ни единого слова. Только молча провожалиубитого «шурави». Тело капитана Игоря Рудницкого было отправлено на родину, вМоскву. По обычаю, гроб был доставлен закрытым, дабы мать или другие близкие немогли увидеть разорванных внутренностей капитана.

Позже в Афганистан приехал отец Игоря. Разыскав Асанова, онпопросил рассказать того о последнем бое своего сына. Акбар честно рассказалвсе, не утаив ни единой подробности.

Генерал слушал молча, с опухшим, осунувшимся лицом. Но в егоглазах, тяжелых и печальных, Асанов все-таки заметил гордость. В офицерской,потомственной семье военных считали за честь умереть за родину, выполняя свойдолг. Тяжелое, страшное горе отца могло хоть как-то смягчить лишь тообстоятельство, что его сын умер, как настоящий офицер, как герой.

Спустя два месяца был опубликован Указ о присвоении званийГероев Советского Союза — майору Асанову и капитану Рудницкому (посмертно).Много лет спустя, слушая иногда рассуждения никогда не бывавших на войнедемагогов, называвших павших ребят в Афганистане оккупантами и интервентами,Асанов вспоминал глаза генерала Рудницкого. Его боль и его гордость за сына. Ипонимал, что никто в целом мире не сможет ему доказать, что честное выполнениесвоего воинского долга всего лишь участие в преступной авантюре, а смертьофицера на поле брани — досадная случайность оккупационной политики неразумногокомандования. Для этого все павшие в Афганистане оставались героями. Независимоот причин, втянувших страну в эту войну. Навечно.

Чон Дин, заметив направленное на него дуло винтовки, даже невздрогнул. Он просто спокойно повернулся к ее обладателю и спросил:

— Кто ты?

— А ты кто? — почти закричал тщедушный мужчина, потрясаявинтовкой.

— Я ищу Али-Рахмана, — Чон Дин видел, в каком состояниинаходятся разговаривавший с ним, и старался говорить, как можно спокойнее.

— Он покинул этот мир еще три дня назад, — волнуясь,произнес обладатель винтовки, — я его брат. Умирая, он предупредил меня о гостеиз Индии. Но больше он ничего сказать не успел. И теперь я не знаю, кто ты —друг или враг.

— Как умер достопочтимый Али-Рахман, да смилуется Аллах надним, да даст ему успокоение.

— Лихорадка, — коротко ответил мужчина, — у нас в городеопять эта проклятая болезнь.

Чон Дин знал, что лихорадкой они называют обыкновеннуюмалярию, против которой у горцев не было ни иммунитета, ни необходимыхлекарств.

— Он должен был передать мне пакет от моего дяди, — Чон Динпонимал, что тактику нужно менять на ходу. Иначе можно просто не выйти из этойлавки.

— Никакого конверта он мне не оставлял, — немного недоумеваяответил брат умершего, — но я еще не знаю, как к тебе относиться.

— Как к другу, — ответил Чон Дин, уже сознавая, что никакихсведений насчет дислокации Нуруллы он в Зебаке не узнает. Неожиданно на улицераздались крики сразу нескольких людей. Обладатель винтовки нахмурился.

— Опять пришли, — недовольно заметил он, — или люди Нуруллы,или люди Алимурата. Они появляются здесь через каждые два-три дня.

Винтовку он уже опустил и поэтому Чон Дин делал несколькошагов к выходу.

— У меня осталась на улице жена, — сказал Чон Дин и уже необращая внимание на брата умершего, шагнул за порог.

На улице стояло несколько человек, вооруженных автоматами ивинтовками. Конечно, женщину в парандже, боязливо прижимающуюся к одному издомов, они не трогали. Даже бандиты и контрабандисты свято соблюдали законышариата, требующие уважения к другим женщинам.

В мусульманской религии уважение к матери, сестре, женезакладывается в детях с самого рождения. Там, вопреки распространенному мнению,вовсе не считают женщину существом низшего сорта. Напротив, муж обязансодержать своих женщин, лелеять их, беречь. Дом — это святклище женщины. Все,что находится вне дома — удел мужчины. Такое разделение, существующее наВостоке многие тысячелетия, помогает семье правильно функционировать, так как ввосточных семьях многодетность является обычным явлением. И паранджа дляженщины не метод унижения ее мужчинами, а скорее метод предохранения женщины отнескромных взглядов других мужчин. А веселящиеся на улице люди Алимурата дажене думали задевать чужую женщину, понимая, что нельзя восстанавливать противсебя весь город.