Инстинкт заключенного. Очерки тюремной психологии - Михаил Гернет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свою работу Турати начинает краткими указаниями на повсеместный рост преступности. К этому прискорбному явлению наука, правительства и общественное мнение отнеслись различно. Можно различить в данном случае три ясно определившиеся течения. Первое направление имеет своим источником Беккария: оно всегда боролось за мягкость мер, применяемых к преступникам и ему мы обязаны отменой смертной казни, пыток, введением гласности суда, обращением к воспитанию преступника. Но несмотря на это торжество направления гуманистов пенитенциарной школы, желательные результаты не были достигнуты, и дома воспитания стали домами порока и клубами разврата. Другое течение — прямо-обратного характера. Видя рост рецидива, оно обратилось к старой жестокости. Криминалисты и магистраты-террористы, в согласии с наиболее эгоистическою и трусливою частью общества, взывали к остановке либеральной пенитенциарной реформы; железной рукой они аплодировали смертной казни, требовали поменьше школы, побольше розги, взывали к пожизненному заключению рецидивистов, восстали против права помилования, против института присяжных. Перед печальным и нелепым явлением, что тюрьма слишком часто предпочитается мышиной норке рабочего, они не видели другого средства как ухудшения первой. Оба эти течения. несмотря на их противоположность, — юридические, оба борются с преступлением одним средством — наказанием. Войну этим направлениям объявило третье, принадлежащее менее к области права и более к области социологии, рассматривающее преступника во всем его действительном разнообразии, отрицающее свободу воли, видящее в человеческих действиях необходимый итог не только умственных вычислений, но также продукт органических и космических сил. Это направление полагает, что, если преступник вынуждается совершать преступление, то и общество не менее вынуждено наказывать для своей собственной защиты[185]. Эта школа требует «физиологического» кодекса, различающего одного преступника от другого. Различные теоретики школы сходятся между собою не всегда; так Ломброзо и Гарофало стоят более за суровость наказаний, a Ферри за предупреждение преступления социальными реформами.
Признавая заслуженность уголовно-антропологическою школою триумфа в критике прежних теорий, Турати сомневается в ее вновь созидающей силе: ошибка Ломброзо в распознании причин преступности и в соотношении фактов замедляет научный прогресс и топит политически необходимыя меры в мертвой воде.
Приступая затем к развитию своего основного положения Турати сознается, что утверждение о связи вопроса о преступности с экономическими условиями и о том, что причина преступления лежит в беспорядках социального устройства, в неравном распределении собственности, в антагонизме классов, невежестве и истощенности нижних слоев общества, не является его новым словом, a лишь повторением идеи, высказанной ранее его преимущественно социалистами, но также сторонниками и других умеренных направлений. Многочисленные выдержки из Romagnosi, следующие затем, так же как и ссылки на деятельность Оуена подтверждают эту мысль Турати[186].
«Не в индивиде надо искать причину преступности, говорит Турати, но в обществе органически и необходимо порочном, где эксплуатация человека — краеугольный камень общественного сожительства, где немногие избранные живут на счет бедности и униженности большинства, где — бесстыднейшая противоположность между богатою праздностью и бедным трудом является постоянным и фатальным побуждением к преступности»[187]. Теперь в низших слоях никто не обезопашен от призрака преступления. Никто не может дышать с уверенностью, что не будут осуждены к каторжным работам его близкие, собственные дети, даже он сам. Преступление — печальная привилегия лишь этого бедного класса[188]. Но с изменением социального строя, с водворением идеалов политической доктрины Турати, когда у каждого будет порция пищи для души и тела — porzione di pane fisico e di pane morale — преступление исчезнет, и опасность иметь сына преступника не будет более возможности иметь сына с двумя головами или одной рукой. Таким образом вопрос о преступности является для автора прежде всего несомненным вопросом общественной трансформации[189].
Космические факторы имеют для Турати лишь вспомогательное, второстепенное значение и скорее дают лишь ту или другую форму проявления преступности, разлитой в социальных жилах общественного организма.
Свои окончательные выводы автор резюмирует в следующих положениях.
1) Нет нравственного вменения. Непреодолимые силы руководят человеческими действиями. Единственное позитивное основание наказания — общественная польза, рассматриваемая в ее наиболее широком и гуманном смысле в свете теории эволюции. в комбинированных интересах индивида и вида, общества и самого преступника.
2) Классовые неравенства в обществе служат источником преступлений.
3) Наказание является лишь крайним средством, к которому следует обращаться с величайшею осторожностью в случаях, где никакое другое средство не может помочь. Оно беззаконно и вредно, когда применяется ранее, чем не были испытаны все превентивные меры; в этих случаях общество со своими неравенствами само является соучастником преступлений. Наказание в общем не нравственно и в действительности не пропорционально виновности, не обладает ни признаком восстановимости, ни примерности, оно не лично и пр.
4) Вопрос о борьбе с преступностью может быть решен лишь радикальным обновлением социальных институтов; тогда преступность уменьшится сразу трети на две и останутся лишь преступления, проистекающие из развращенности и по внезапному порыву страсти[190].
5) Прирожденные преступники слишком ничтожны в числе и при том являются в большей или меньшей степени продуктом бедности и неравенства.
6) Не улучшению благосостояния, но его недостаточности и изменчивости должно быть приписано увеличение некоторых преступлений против личности и нравственности; их причина скорее в злоупотреблении алкоголем и в отсутствии любви к ближнему при господствующем ныне капиталистическом строе[191].
Таковы основные положения, к которым пришел Турати в своей работе. Они могут быть разделены на две группы: одни из них тесно связаны с доктриною социализма, сторонником которого автор является, a другие с нею непосредственно не связаны. Первые положения автора были поддержаны и развиты его политическими единомышленниками, a вторые встретили сочувственное отношение со стороны многих криминалистов либерального направления. В некоторых пунктах своих учений криминалисты-социалисты и либералы — сошлись между собою, но во многих случаях разошлись настолько сильно, что является надобность в точном их разграничении. Общее между обоими этими учениями то, что как криминалисты-социалисты, так и другие сторонники направления, получившего название социологического, одинаково борются с антропологическою и классическою школами. Все они находят, что классическая школа с характерным для нее игнорированием учения о факторах преступности и о самом преступнике, замкнувшаяся в узкий круг юридической дисциплины, должна уступить свое место новым направлениям и изменить свое содержание согласно требований новаторов: заняться исследованием самого преступника и той среды, в которой он живет. Они также сходятся между собою и в том, что не соглашаются с антропологическою школой, которая, по их мнению, преувеличивает значение индивидуальных факторов. Они, наконец, признают, что среди причин преступности наибольшее значение принадлежит факторам социального порядка, что в борьбе с преступностью наказание является крайним, последним средством и что благоприятных результатов этой борьбы можно достичь лишь путем социальных реформ.