Некама - Саша Виленский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Витек гнусно заржал. Зоя разрыдалась. Мальчишки стояли, не двигаясь.
— Раз все понятно, — продолжил после паузы Серебров. — Тогда всего доброго. Мы пошли.
Троица двинулась вверх по склону. Туристы молчали.
— Ну, и что теперь будем делать? — спросил Егор.
— А ты что предлагаешь? — раздраженно взорвался Сорокин.
— Ты бы так с ними разговаривал, тут ты смелый, а тогда язык в жопу засунул!
— Ты псих что ли, Егор? — Гера оттащил Онищенко, уже готового кинуться на Гусю.
— Да, тут вы все орлы! — саркастически сказала Зоя. — Вы бы и правда так себя вели бы минут пять-десять назад, кинулись бы на них, не одолели бы? Их же всего трое! А на ваших глазах девушку бьют, и никто с места не стронулся. Подонки вы, больше никто!
Зоя кинулась к Любе. Та была без сознания, лицо, освещенное бликами костра, было в чем-то черном. В крови. Одного глаза вообще за чернотой видно не было. Зоя приложила к ране снег, Люба пришла в себя, замычала, страшно сверкая одним глазом, на губах вздувался и опадал темный пузырь…
— Пойми, дело не в том, что их трое, а в том, что у них оружие. — Заговорил Гуся. — Что можно сделать против пули?
— А нож у Егора зачем на поясе висит всю дорогу? — закричала Зоя. — Ростик вон не побоялся ни пистолета, ни кулаков.
— Ну вот ему голову и проломили, — тихо сказал Тубор, присевший около Севостьянова.
— Он умер? — ахнула Зоя.
— Типун тебе на язык. Жив. Только без сознания.
Остальные виновато потупились. Люба села, помотала головой, обхватив ее руками. И неожиданно решительно и четко сказала:
— Я с вами, трусами, здесь оставаться не собираюсь.
— И куда ты пойдешь? — спросил кто-то.
— Какая разница? Выкопаю у ручья в снегу яму, пережду до утра, там видно будет.
— Я с тобой, — Тубор подошел к Любе, приобнял, помог встать.
— Я тоже, — сказал тихий Сережа Колычев, которого в походе было не слышно, не видно, а тут решил проявить характер.
— Никто никуда не идет! — взорвался Сорокин. — Я руководитель похода и я вам запрещаю!
— Да видели мы, какой ты руководитель, — и все трое скрылись в темноте. Мальчики поддерживали Любу, у которой заплетались ноги.
Тут уже Ростик застонал, перевернулся. Открыл глаза.
— Тут он замерзнет, его надо в палатку! — Зоя присела рядом с парнем, пытаясь в дрожащем свете костра осмотреть рану.
— Как мы его туда поднимем? — Сорокин не мог отойти от поражения, которое только что потерпел.
— На ручках, как, — раздраженно бросила Зоя. — Поднимайте Ростика, ребята.
Ростик повис на плечах у Зои и Сорокина.
— Хорошо, идем, — попытался реабилитироваться и вновь взять инициативу Гуся. — Егор и Гера — остаетесь у костра, поддерживайте его. Мы к палатке.
— Обувь захватите, — мрачно сказал Гера. — А то мы тут сдохнем от холода.
Егор ничего не сказал, только подобрался поближе к огню. Руки у него покраснели и подозрительно дрожали. Босой Гера пытался как можно больше двигаться, собирая валежник и обламывая сучья у кедра: костру нужны были дрова.
ЯНВАРЬ-ФЕВРАЛЬ 1959, СЕВЕРНЫЙ УРАЛ, ПАЛАТКА ГРУППЫ СОРОКИНА
Завернувшись в одеяла, оставленные туристами, Серебров, Горбунов и Витек, подсвечивая себе фонариком, рассматривали сваленные на полу вещи.
— О, сало! — Обрадовался Витек. — Как я люблю, с мяском! — и тут же кинул себе кусок в рот, зажевав найденным тут же сухарем. Не переставая жевать, нашел флягу, встряхнул, отвинтил крышку понюхал. — Спиртяга! Ура! Да под такую закуску!..
— На место поставь, — бросил Серебров.
— С чего бы? — Недобро изумился Витек.
— Ты, Витек, парень хороший, надежный, но недалекий, — начал Серебров. Витек задумался: может, обидеться, да накостылять ему? Хотя нет, скорее, тот сам ему накостыляет, несмотря на кастет, вон какой здоровый. Поэтому стал слушать.
— А раз так, то слушай старших товарищей, которые тебе плохого не посоветуют. Представь, что палатку найдут — а ее рано или поздно найдут. Станут разбирать вещи, найдут фляжку — спиртом пахнет, а спирта нет! Вскроют студентов — алкоголя в организме нет, так кто, спрашивается, «спиртягу» укантропупил? Кто-то до выпивки охочий. И начнут искать, а кто же это у нас за последнее время исчез из района? Ага, Горбунов Василий Андреевич и Корольков Виктор Потапович. И кинутся красноперые за нами в погоню. Мне-то по фиг, я уйду. А ты, брат, готовь лоб к зеленке. Теперь понятно, почему нельзя этот спирт пить?
— Понятно, — буркнул Витек. — Ну сало-то можно?
— Сало можно, — разрешил Серебров. — Они его ели, на вскрытии обнаружат. И вещей никаких не трогать, ни денег, ни фотоаппаратов — ничего. Пусть мусора голову сломают, кто это студентов погубил и почему ничего не взял. Поэтому и трогать их нельзя, ни ножом, ни пулей. И член свой попридержи, а то я видел, как ты на эту белобрысую пялишься. Никаких поебушек, понял? — Витек с недовольным видом кивнул. Хотел что-то сказать, но вовремя передумал.
Какое-то время жевали, прислушиваясь, как гудит ветер и не идет ли кто.
— Думаешь, замерзнут студентики-то? А, Сашко? — спросил, помолчав, Горбун.
— А куда им деваться! Все будет сделано, как будто какая-то сила их вынесла из палатки без одежды и обуви, и все они трагически замерзли, не сумев вернуться под разрезанный кров. Несчастный случай. Ничего не попишешь.
— Ты всегда был умным, зараза, — усмехнулся Горбун.
— Есть такое. Только надо бы проследить, что они там делают, живы ли? Глянь, Витек, костер еще горит?
Витек выглянул в разрез палатки.
— Горит еще.
— Надо бы их поторопить на тот свет. Пойдем, потушим последнюю надежду. А под утро манси Курыкин нарты подгонит, спустимся с хребта с ветерком, ищи-свищи.
И все трое вылезли из палатки и отправились вниз по склону.
ЯНВАРЬ-ФЕВРАЛЬ 1959, СЕВЕРНЫЙ УРАЛ, ЛЕТНИЙ ЧУМ МАНСИ БУХТЫРИНА
Конечно же Лейка с Борькой безбожно отстали. Два коллеги-соперника резко приняли вперед на мансийских лыжах, а брат с сестрой с непривычки сначала несколько раз падали, помогали друг другу подняться, неуклюже двигались дальше.
