Московское время - Валерия Вербинина

– Ничего, – ответила Нина уныло.

На самом деле фильм был неудачный, и сама идея идти в кино с человеком, который ей нравился меньше другого, оказалась неудачной, а уж о встрече с Опалиным и говорить нечего. Однако Нина сочла последнюю катастрофой вовсе не потому, что Иван стал ругаться с каким-то незнакомым Нине типом, а из-за сопровождавшей его Лизы. И хотя девушка на нем не висла и вообще вела себя независимо, Нина вся извелась от ревности.

– Что-то у нас тут темно, – проворчал Василий Иванович, зажигая полный свет. В дверь негромко постучали три раза. – Да-да!

Вошел Пряничников и извиняющимся тоном спросил, не будет ли у соседей лишней папиросы.

– Я не курю, – ответил Василий Иванович. – Вредно для музыки, для легких и вообще…

– У меня есть, – сказала Зинаида Александровна, поднимаясь с места. На ее работе курили все, и она иногда позволяла себе папиросу-другую, чтобы не отставать от окружающих, хотя сама была к табаку вполне равнодушна.

– Я тоже, собственно, бросил, – сказал парикмахер с бледным подобием улыбки, обращаясь к Морозову, – но вот… привычка… так и тянет иногда…

Все в коммуналке знали, что Пряничников действительно почти не курил, но в те дни, когда Ирина Сергеевна где-то задерживалась, парикмахера почему-то тянуло к табаку – то ли по старой памяти, то ли по каким иным причинам. Зинаида Александровна выдала ему три папиросы из голубой коробки «Путина» с корабликом и сетью, Пряничников галантно поклонился, поцеловал ей руку и ушел.

– И почему он у Ломакиных не попросит? – проворчал Василий Иванович.

– Ты же знаешь, у них снега зимой не допросишься, – отозвалась Зинаида Александровна, убирая папиросы в сумочку. – И потом, что такого? Мы ему сегодня папиросы, а он потом Нине модную прическу вне очереди… Ты же знаешь – к нему даже жены замнаркомов ходят.

Василий Иванович хотел разом выложить все, что скопилось у него на душе: что Нине модная прическа ни к чему, что Пряничников – болван, раз позволяет жене пропадать непонятно где, и вообще на всех соседей папирос не напасешься, но внезапно сдался. Кроме того, ему хотелось принять душ.

– Ванная свободна?

– Там Таня сейчас. Подожди.

…Пока Пряничников курил, мерил комнату шагами, нервно шевелил аккуратно подстриженными усами и вглядывался во тьму за окнами, его жена неторопливо шла домой. Щеки Ирины Сергеевны раскраснелись от легкого мороза, на губах играла улыбка – жена парикмахера была чрезвычайно довольна собой. Во-первых, ей сделали отличный маникюр, во-вторых, у подруги Нади состоялся приятный вечер с картами, и Ирина Сергеевна выиграла сорок рублей. Правда, до того она проиграла сто двадцать, но жена парикмахера была не из тех, кто станет забивать себе голову мелочными подсчетами. Все присутствующие мужчины ухаживали за ней, и все наперебой говорили ей комплименты, особенно некий Домашевский, красавец и франт с розой в петлице. Перебирая в памяти все приятное, Ирина Сергеевна совсем не обратила внимания на то, что уже некоторое время за ней кто-то идет.

Она свернула в подворотню, машинально замедлив шаг. Очарование кончилось. Опять будет комната в коммуналке, и давно надоевшие соседи, которых она знает, как облупленных, и муж – объелся груш, и вообще – чепуха под видом жизни. Конечно, муж не станет устраивать ей сцен, хоть в этом ему можно отдать должное. Сцены – такая скука! Интересно, а Домашевский женат? Надо будет спросить у Нади, хотя сама Надя…

Тень выскочила из-за спины у Ирины Сергеевны, забежала немного вперед, неожиданно развернулась и пошла прямо на нее. Снег скрипел под шагами незнакомца, скрип все ближе и ближе…

«Опять, – с неудовольствием подумала Ирина Сергеевна. – Или спросит, который час, или попросит закурить. Знаем мы эту манеру знакомиться на улицах…»

Но прохожий, судя по всему, вовсе не желал знакомиться. Без всяких околичностей незнакомец схватил ее за горло и начал душить.

Ирина Сергеевна издала сдавленный писк и захрипела, барахтаясь в железных лапах. Когда вас убивают, приличия требуют звать на помощь, но какое тут позвать, когда тебя душат, и воздуха в груди становится все меньше и меньше…

– Пусти… – все-таки выдавила из себя Ирина Сергеевна. Пальцы незнакомца сдавили ее горло еще сильнее, в глазах стало темнеть. Слабо водя руками в воздухе, она выронила сумочку, потом, сумев кое-что вспомнить, сунула руку в карман шубки – и, собрав все оставшиеся силы, ткнула наугад своего врага то ли в шею, то ли в плечо предметом, извлеченным из кармана.

Пальцы разжались, душитель покачнулся и отступил.

– Ссу… ка… – выдохнул он с совершенно непередаваемым выражением, к которому примешивалось искреннее изумление.

Инстинкт самосохранения подсказал Ирине Сергеевне, что она получила передышку, но, сколько последняя продлится, неизвестно. Выскочив из подворотни, жена парикмахера бросилась бежать со всех ног, упала, ободрала запястье, но даже не почувствовала боли, вскочила и помчалась дальше. Страх подгонял ее, страх приделал ей невидимые крылья. С неба клочьями мела метель, в одном из дворов, через которые она пробегала, ей навстречу попался то ли дворник, то ли припозднившийся прохожий. Ирина Сергеевна отшатнулась с хриплым воплем, упала еще раз, в сугроб, и, кое-как выбравшись, побежала снова. Одна мысль владела ею – домой! домой! Туда, где муж, и знакомые лица, и безопасность, и… Сердце колотилось, как бешеное; услышав страшный клекот, она даже не сразу сообразила, что это ее собственное дыхание. Вот и дверь подъезда, возле которого горит покосившийся желтоватый фонарь. Ирина Сергеевна бросилась внутрь, на лестнице едва не споткнулась в третий раз и быстрее ветра взлетела на четвертый этаж.

– Один длинный звонок, значит, к нам, – сказала мадам Ломакина. – Кто это может быть?

Ее муж навострил уши.

– Мы никого не ждем, значит, это не к нам, – коротко ответил он.

Тем временем звонок повторился, а затем начался сущий бедлам. Звонки сыпались друг за другом без всякой системы, и вдобавок ко всему кто-то отчаянно заколотил в дверь коммуналки кулаками и, кажется, даже ногами.

– Слесарь Петров из пятидесятой, что ли? – равнодушно протянула мадам Ломакина. – Эк ему приспичило опохмелиться…

– Может быть, мы залили нижних жильцов? – несмело предположил Степан.

Женя, не удержавшись, высунулся в коридор как раз в то мгновение, когда звонки прекратились. Дверь открыла Дарья Аркадьевна, секундой позже подоспел парикмахер – и немедленно разинул рот при виде жены, которая ввалилась в переднюю, цепляясь за стену. Ее шапочка съехала набок, в глазах застыло безумное выражение, беличья шубка была вся в снегу.

– Что с тобой? – промямлил Пряничников, и этот пошлейший, обывательский вопрос прозвучал для несчастной женщины дивной мелодией.