Скажи герцогу "да" - Киран Крамер

— Холси? — Голос герцогини был слаб, но полон надежды.

Герцог улыбнулся ей, однако глаза его по‑прежнему оставались холодными.

— Рад видеть вас в полном здравии, бабушка. — Широким шагом он пересек разделявшее их пространство и встал перед ней, сложив руки за спиной.

— Я не хочу оставаться здесь! — воскликнула вдруг старушка. — Отвезите меня обратно. Ведь говорила же ей…

Словно в порыве отчаяния, герцогиня подалась вперед.

— Прошу вас… Я хочу вернуться к себе в спальню.

Холси бросил на девушку обвиняющий взгляд, и та почувствовала себя чуть ли не чудовищем.

— Вам не следовало игнорировать пожелания леди.

— Но она постоянно твердила, что хочет вырваться из той комнаты, и просила помочь ей сбежать, — возразила Дженис. — Я всего лишь хотела устроить для нее маленький праздник. Если бы она могла полюбоваться видом из окна, то изменила бы свое мнение, я уверена. — И, немного помолчав, заявила: — А теперь прошу меня извинить: я подвезу ее светлость к окну.

Их взгляды схлестнулись, и Дженис снова вспомнила, как он ее встретил. Уже тогда она интуитивно почувствовала, что в доме творятся темные делишки…

Прошло несколько секунд. Она не дрогнула, но сердце так колотилось, что она едва устояла на ногах. Дженис прерывисто вдохнула и медленно выдохнула. Как долго продлится это их противостояние?

— Немедленно отвезите леди Холси в ее спальню, миссис Пул, — небрежно произнес герцог, не сводя глаз с Дженис. — На этот раз все обойдется без последствий. Я понимаю, что у леди Дженис сложилось собственное мнение о том, что полезно для вдовствующей герцогини, но доктор бы этого не одобрил.

Сиделка покорно поднялась и медленно двинулась к креслу. Но едва она протянула руку, чтобы взяться за него, как Дженис, глядя на герцога в упор, твердо сказала:

— Нет.

— Прошу прощения, миледи? — мягко произнес герцог.

— Вы меня слышали, ваша светлость. — Дженис не собиралась отступать. — Уж коль мы здесь, позвольте вдовствующей герцогине посмотреть в окно. Мы задержимся не более чем на полчаса.

Холси, не двинувшись с места, жестом указал влево, на дальнее окно, и произнес с ледяным спокойствием:

— Мой дядя Эверетт утонул в пруду вон за теми деревьями.

Сердце Дженис подскочило и замерло.

— Ч‑что?

— Он утонул, леди Дженис. — Его светлость говорил ровно, без всяких эмоций, даже когда герцогиня всхлипнула. — Теперь вы позволите миссис Пул увезти бабушку?

Дженис отступила в сторону и с дрожью в голосе прошептала:

— Простите меня.

Вдова ничего не ответила: склонив голову, уткнувшись взглядом в колени, она беззвучно плакала. Сквозь поредевшие седые волосы на затылке проглядывала бледная кожа.

Миссис Пул очень медленно и бесшумно, распространяя вокруг волны страха, взялась за ручку кресла.

— Отвезите ее светлость в ее прежнюю спальню, чуть дальше по коридору, третья дверь слева, — распорядился герцог. — Она пользовалась ею, когда жила здесь много лет назад. Только держите ее подальше от окон.

— С‑с‑слушаюсь, ваша с‑с‑светлость. — Свист сиделки поднялся до немыслимых высот. — Я так с‑с‑сожалею.

— Я не видел основания посвящать вас в печальные подробности из нашей семейной истории, о которых я только что поведал леди Дженис, — сказал ей Холси. — Всегда считал, что распоряжений доктора Ноулана — и моих — вполне достаточно, и ожидал беспрекословного подчинения.

Миссис Пул уныло понурила голову:

— Прос‑стите меня, ваша с‑светлос‑с‑сть.

— В том, что произошло, есть и моя вина: следовало быть более откровенным в отношении этого прискорбного семейного дела. В остальном вы превосходная сиделка, и я оставлю вас на этой работе.

— Благодарю вас‑с, ваша с‑с‑светлость. — Голос миссис Пул слегка дрожал.

Щеки Дженис пылали от стыда: это же надо так все испортить.

— Распорядитесь, кстати, насчет чая, — вполне миролюбиво добавил герцог.

Дженис почувствовала себя крайне неуютно, когда сиделка покинула комнату и они остались с его светлостью наедине. Ей отчаянно хотелось тоже поскорее уйти.

Герцог, похоже, почувствовал это, потому что сказал:

— Не нужно меня бояться, леди Дженис. Я хочу пролить свет на эту ситуацию. Для вашего же блага.

Дженис вцепилась в складки своей юбки, незаметно вытирая вспотевшие от страха ладони.

— Может, бабушка и повредилась в уме, но у нее сохранились воспоминания. Она не любит Холси‑Хаус: избегала заезжать сюда с давних пор, еще до моего рождения. Я перевез ее из вдовьего дома в прошлом году только потому, что она была не в себе и у меня не оставалось другого выхода. Она сама выбрала маленькую комнату в дальнем крыле. Доктор полностью поддержал ее решение. Как и я.

— Я и представить себе не могла… — Девушка готова была провалиться сквозь землю: это ж надо быть такой идиоткой.

— Я не держу на вас зла, — сказал герцог, будто прочитав ее мысли. — Знаю, что вы действовали с добрыми намерениями. Но теперь, когда видите полную картину, я уверен, поймете, почему бабушке не следует смотреть в окна. Или покидать свою комнату.

— Я понимаю, — пробормотала Дженис.

Все, что сказал герцог, имело смысл. Конечно же, они обязаны уважать желания герцогини. И несомненно, доктор Ноулан не хотел, чтобы ее мучили горькие воспоминания.

Но как насчет того, чтобы оставить горе в прошлом? Неужели герцогине придется прятаться до самой смерти? Разве нельзя дать ей возможность снова радоваться жизни?

— Ваша светлость… — Дженис судорожно сглотнула. — Я вот о чем подумала. Вид из окна прежней спальни герцогини не пробудит в ней печальных воспоминаний. Она расположена на другой стороне дома, и оттуда видна лишь дорога и в отдалении, за вершинами деревьев, шпиль деревенской церкви.

Герцог сокрушенно вздохнул.

— Вы не чувствуете, когда следует остановиться, не так ли?

Дженис прикусила губу.

— Я только хочу, чтобы ее светлость была счастлива. Обещаю, что не стану подвергать ее чувства испытаниям. Но… что, если она справится?

На минуту воцарилась полная тишина. Дженис ждала, раздумывая, как отнеслись бы родители к ее упорству — похвалили бы или пришли в ужас?

— Будь по‑вашему, — наконец произнес герцог. — Можете подвезти ее к окну в прежней спальне.

Это была маленькая, но победа, и Дженис радостно улыбнулась:

— Благодарю вас, ваша светлость.

— Не обольщайтесь, — тут же охладил ее пыл Холси. — Я позволил по одной простой причине: вы все равно поступили бы по‑своему. Не правда ли, миледи?