Он тебя проспорил - Лана Пиратова

Я не могу даже пошевелиться. Он так сильно вжимает меня в диван всем своим телом.

Его член причиняет боль. Потому что я не готова была принять его. Он раздирает меня.

Поворачивает мою голову к себе и целует. Не останавливаясь ни на миг.

Я опять пытаюсь крикнуть. Вдруг меня, всё-таки, хоть кто-то услышит.

— Тихо, я сказал. Вот так.

Он ускоряется. Я уже не чувствую боль. Но член все ещё кое-как продирается в меня.

Дыхание Армана учащается.

Он делает ещё несколько толчков и замирает.

— Это еще не все, — слышу самодовольный голос, когда он встаёт с меня и застегивает брюки.

Достает из кармана какую-то коробочку и кидает мне на диван. Проводит рукой по волосам, натягивает их и заставляет меня поднять голову.

— Вставишь сама. И чтобы всю ночь с ней была. Я приеду утром — проверю.

Усмехается.

— И потом покажу тебе, что бывает с теми, кто кусается.

И с этими словами отпускает мои волосы и уходит.

Я собираю последние силы и встаю. Поправляю одежду.

Слезы не перестают идти.

Я шлюха! Обычная дешёвая шлюха.

Когда Арману захочется трахнуть меня, он просто позовет меня.

А я не должна отказывать. Не должна.

Как же больно…

Беру коробочку, открываю и мои самые страшные подозрения оказываются правдой. Но нет. Я не смогу. Отбрасываю коробку от себя и реву, обхватив ноги.

Когда это все кончится? Когда? И если никогда? Я не выдержу. Не смогу.

Выхожу из комнаты и кое-как иду, цепляясь за стену. Физическую боль от грубого проникновения гасит боль от обиды и безысходности.

Выхожу на пожарную лестницу. Боюсь ехать в лифте — вдруг встречу кого-то из коллег.

Между этажами открыто окно. Смотрю сначала в небо. Потом резко вниз. Пятнадцатый этаж. Сразу решение всех проблем. Маме не придется ничего платить. И она не узнает, кем стала ее дочь.

Вытираю слезы. В последний раз смотрю в небо.

Поднимаюсь на подоконник. Дрожащими руками держусь за края. Стараюсь не смотреь вниз. Только вверх. В небо. В последний раз.

— Прости, — говорю кому-то.

И тут меня вдруг резко хватают и тянут на себя.

— Не смей! — незнакомый голос.

Я падаю и ударяюсь головой.

— Пожалуйста, отпустите, — прошу чуть слышно, но кто-то крепко прижимает меня к своей груди.

Мы сидим на полу возле открытого окна.

Грудь незнакомца как будто каменная. Твердый камень. Только не холодный, а, наоборот, горячий.

Пытаюсь повернуться и посмотреть, кто же там. Кто стянул меня с окна? Но меня все еще удерживают и не дают пошевелиться.

— Успокоилась? — спрашивает все тот же голос.

Сейчас он уже не кажется мне таким уж незнакомым. Где-то я его слышала.

Чья-то огромная рука обхватывает мой лоб.

— Дурочка. Никогда не смей этого делать. Поняла?

— Вы не знаете… Не понимаете… Отпустите меня… — из глаз начинают течь слезы.

— О родных подумала? Какой позор им на весь твой род.

Я не знаю, кто он, но я уже реву, не стесняясь его.

— Правильно, поплачь лучше, — проводит по моим волосам.

И я плачу. Потому что прекрасно понимаю, что мои проблемы никуда не делись. Скорее, наоборот, их стало больше. Ведь тот, кто сейчас прижимает меня к груди, пытаясь успокоить, наверняка, расскажет всем о моей неудачной попытке свести счеты с жизнью.

Еще один позор.

— Ну все? Успокоилась? — прерывает мои мысли голос. — Вставай!

Незнакомец встает сам и помогает подняться мне. И вот тут я, наконец, поворачиваюсь к нему лицом. И сразу же отскакиваю к стене.

— Господин Дженаб?! — само вырывается у меня изо рта.

Да, передо мной стоит отец Армана. Отец моего мучителя.

И я не знаю, как реагировать. Что делать. Такое ощущение, что круг неприятностей вокруг меня сжимается все теснее и теснее. В нем не хватало только отца Армана.

— Я пойду, — говорю, опустив голову. — Простите. Я была бы Вам очень благодарна, если бы Вы никому не рассказали обо всем этом… Пожалуйста.

С мольбой смотрю на него.

— Пошли, — он берет меня за предплечье и ведет вверх по лестнице.

— Куда? — волнуюсь я. — Простите. Я же сказала «простите». Отпустите меня. Я хочу домой.

— Ты и поедешь домой, — спокойно говорит он. — Мне суицидники тут не нужны.

— Вы меня увольняете? — поворачиваюсь к нему. — Но я не могу… Я должна…

— Успокойся. Никто тебя не увольняет. Просто посиди пока дома. Приди в себя. У тебя мама есть?

Киваю.

— Вот и поговори с ней. И подумай, как бы она пережила твой этот глупый поступок. И пережила бы? Девчонка!

Мы заходим в лифт и едем вниз.

Выходим из здания. К счастью, в офисе уже почти никого и мы проходим незамеченными. Такого позора я бы точно не пережила. Меня ведет за руку господин Дженаб.

Ведет к своей машине.

Что могут подумать коллеги?

— Садись, — говорит он, когда его водитель открывает передо мной дверь пассажирского сиденья.

И я покорно сажусь. Невозможно перечить этому суровому взрослому мужчине.

Я никогда раньше так тесно и так долго не общалась с ним. Видела его изредка издалека.

Он всегда казался мне очень строгим и очень серьезным. И то, что сегодня я практически лежала у него на груди, никак не вяжется с этим его образом.

Господин Дженаб закрывает за мной дверь и сам садится на переднее пассажирское сиденье.

Называет водителю мой адрес. Но откуда он его знает?!

Спросить я не решаюсь.

Мы едем молча.

Подъезжаем к моему дому. Я сама выхожу из машины, не дожидаясь, пока мне откроют дверь.

Но господин Дженаб тоже выходит. Подходит ко мне.

— Я провожу тебя до двери, — говорит так, что я не осмеливаюсь спорить. — Мне так будет спокойнее. Что ты не выбросишься из окна подъезда.

Смущаюсь.

То, что я хотела сделать буквально час назад, кажется мне сейчас чем-то нереальным. Глупым. И постыдным. Как я могла?

У самой двери моей квартиры, прежде чем дать мне возможность вставить ключ в замочную скважину, он спрашивает: