Габриэла, корица и гвоздика - Жоржи Амаду

В этот момент появилась другая женщина, одетая в жалкие лохмотья, покрытая грязью настолько, что невозможно было разглядеть черты ее лица и определить возраст; пропыленные волосы ее были растрепаны, ноги босы. Она принесла кружку с водой и отдала ее в дрожащие руки старухи, которая с жадностью стала пить.

— Да вознаградит тебя бог…

— Не за что, бабушка… — У нее был голос молодой девушки, возможно, тот самый голос, что распевал песню, когда пришел Насиб.

Полковник Мелк и его люди исчезли за вагонами железной дороги, только гармонист остановился на миг и помахал рукой на прощанье. Женщина подняла руку и тоже помахала в ответ. Затем снова повернулась к старухе и взяла у нее пустую кружку. Она хотела уйти, но Насиб, которого так поразила эта сгорбленная старуха, спросил: — Это твоя бабушка?

— Нет, сеньор. — Она остановилась и улыбнулась, и только тут Насиб убедился, что она действительно молода, — глаза ее заблестели, когда она рассмеялась. — Мы ее встретили по дороге, дня четыре назад.

— Кто это мы?

— А вон… — Она указала пальцем на группу беженцев и снова рассмеялась чистым, хрустальным смехом — Мы шли вместе, мы все из одних краев. Засуха убила там все живое, высушила всю влагу, деревья превратились в хворост. Потом мы встретили других людей. Они тоже спасались.

— У тебя есть родственники?

— Нет, сеньор. Я совсем одна на свете. Со мной шел дядя, да отдал богу душу, не дойдя до Жеремоабо. Чахотка… — И она опять засмеялась, будто в этом было что-то смешное.

— Это не ты недавно пела?

— Я, сеньор. Тут был парень с гармоникой, его наняли на плантацию, он говорит, что разбогатеет в этих краях… Когда поешь, забываешь о плохом…

Она держала кружку в руке, а руку уперла в бедро Насиб силился разглядеть ее сквозь слой пыли. Она казалась сильной и крепкой.

— Что ты умеешь делать?

— Все понемногу, сеньор.

— Стирать?

— Ну, кто этого не умеет? — удивилась она. — Была бы вода и мыло. — А готовить?

— Я служила кухаркой в богатом доме… — И снова засмеялась, словно вспомнив что-то веселое.

Возможно потому, что она смеялась, Насиб решил, что она ему не подходит. Изголодавшиеся люди из сертана способны наврать все что угодно, лишь бы получить работу. Что она могла приготовить? Зажарить солонину и сварить фасоль — вот и все. Ему была нужна женщина пожилая, серьезная, чистоплотная и работящая, такая, как старая Филомена. И прежде всего она должна быть хорошей кухаркой, знать толк в приправах, уметь готовить сладости. Девушка продолжала стоять, ожидая чего-то и глядя ему в лицо. Насиб махнул рукой, не найдясь, что сказать.

— Ну ладно… До свидания. Счастливо.

Он повернулся и уже было пошел, но в этот момент услышал позади себя неторопливый грудной голос:

— Какой красавчик!

Он остановился. Что-то он не помнил, чтобы кто-нибудь находил его красивым, за исключением старой Зорайи, его матери, да и то когда он был маленьким.

Насиб прямо опешил.

— Подожди.

Он снова принялся разглядывать ее. А почему бы не попробовать?

— Так ты действительно умеешь готовить?

— А вы возьмите меня с собой, сеньор, тогда увидите…

Если даже она не умеет готовить, будет по крайней мере убирать дом, стирать белье.

— Сколько ты хочешь?

— Ну, уж это, сеньор, ваше дело, сколько захотите, столько и заплатите…

— Сначала посмотрим, что ты умеешь делать. Потом договоримся о жалованье. Хорошо?

— Для меня, сеньор, как вы скажете, так и хорошо.

— Тогда забирай свой узел.

Она снова засмеялась, показав блестящие белые зубы. Насиб устал, ему начинало казаться, что он сделал глупость. Пожалел эту девушку из сертана и вот тащит себе в дом обузу. Но теперь уже поздно раскаиваться. Хоть бы стирать умела…

Она вернулась с небольшим узелком — в нем было то немногое, что она принесла с собой. Насиб медленно двинулся, она следовала в нескольких шагах за ним… Когда они миновали железную дорогу, он обернулся и спросил:

— Как же тебя зовут?

— Габриэла, к вашим услугам, сеньор.

Они продолжали идти, он впереди, снова размышляя о Синьязинье, о суматошном дне, о застрявшем на мели пароходе, об убийстве. А тут еще тайны капитана, доктора, Мундиньо Фалкана. Они что-то задумали, его, Насиба, не обманешь. Но скоро их секрет раскроется. По правде сказать, известие об убийстве заставило его забыть даже о таинственном виде этой троицы и раздражении полковника Рамиро Бастоса. Убийство всех захватило, все остальное отошло на задний план.

Симпатичный парень был этот бедняга дантист, и он дорого заплатил за желание обладать замужней женщиной. Слишком большой риск путаться с чужой женой, дело кончается смертельным выстрелом в грудь.

Тонико Бастосу нужно быть поосторожнее, а то в один прекрасный день с ним случится нечто подобное. Действительно ли он спал с Синьязиньей или просто хвастал, чтобы произвести на него, Насиба, впечатление?

Так или иначе, Тонико здорово рискует, когда-нибудь и его постигнет неудача. Впрочем, может быть, взгляд, вздох, поцелуй женщины стоят этого риска?

Габриэла со своим узелком шла позади Насиба, уже позабыв о Клементе, довольная, что выбралась из толпы беженцев, из этого грязного лагеря. Она шагала с улыбкой в глазах и на губах, босые ноги ее легко касались земли, ей хотелось петь песни сертанов, но она не пела потому, что красивому и грустному молодому сеньору это могло не понравиться.

— Говорят, полковник Жезуино убил свою жену и доктора, который с ней спал. Это правда, полковник? — спросил один из гребцов у Мелка Тавареса.

— Я тоже слышал об этом… — сказал другой.

— Да, это правда. Он застал жену в постели с дантистом и прикончил обоих.

— Женщина — грязное животное, нам от них одно горе.

Лодка плыла вверх по течению, селва вырастала на высоком берегу. Сертанежо глядели на необычный для них пейзаж, и в сердца их закрадывалось смутное чувство страха. Жуткий ночной мрак опускался на воду с деревьев. Лодка была очень большой — почти баржа; она спустилась вниз по реке, нагруженная мешками с какао, и возвращалась теперь полная продовольствия. Гребцы напрягали все силы, но лодка двигалась медленно. Один из них зажег фонарик на корме, и красный свет бросал на воду фантастические блики.

— В Сеаре тоже произошел подобный случай… — начал какой-то сертанежо.

— Женщины все обманщицы, никогда не догадаешься, что у них на уме… Я знал одну, она казалась святой, никто бы и не подумал, — пустился в воспоминания негр Фагундес.