Следующий! Откровения терапевта о больных и не очень пациентах - Бенджамин Дэниелс

Киран был родом из большой ирландской семьи. Подростком я частенько бывал у него дома и хорошо знал его родителей. Среди родственников Кирана не было медиков, так что мне приходилось объяснять медицинские тонкости его родителям и переводить врачебный жаргон на обыденный язык. Не очень-то мне хотелось брать на себя такую роль: я проучился на медицинском факультете всего два года и про неходжкинскую лимфому впервые услышал, когда Киран назвал свой диагноз. Я хотел быть рядом в качестве друга и не был готов играть роль врача, пока он болеет.

По мере того как я продолжал обучение, рак у Кирана прогрессировал – появились метастазы. Я уже кое-чему научился и начал понимать некоторые медицинские аспекты его болезни и лечения. В конечном счете, рак распространился на мозг Кирана, и хотя он вместе с остальными членами семьи рассматривал это лишь как незначительное осложнение, моих ограниченных медицинских знаний было достаточно, чтобы понять: ничего хорошего ждать не приходится. Вскоре после Рождества 1999 года Киран объявил, что полностью выздоровел. Он снял на ночь целый бар и закатил грандиозную вечеринку, чтобы отпраздновать. Киран по-прежнему выглядел ужасно, но сказал, что это лишь остаточные эффекты химиотерапии. В глубине души я знал, что здесь что-то не так, но настолько хотел, чтобы он излечился, что позволил себе в это поверить. Пока его друзья веселились, Киран незаметно вернулся домой и принял огромную гору таблеток. Накануне ему сообщили, что его болезнь неизлечима, но он так и не смог сказать нам об этом. Он решил закатить шумную вечеринку, чтобы потом быстро со всем покончить. Полагаю, ему хотелось вернуть хоть какой-то контроль над своей жизнью, которая столь долго находилась во власти рака.

Покончить с собой Кирану не удалось – он прожил еще две драгоценные недели, прежде чем мирно умереть дома. Он получил возможность попрощаться с друзьями и близкими, распланировать свои похороны и решить, где будет развеян его прах. Мы все благодарили судьбу за эти последние недели – надеюсь, и Киран тоже. Помню, как на похоронах ко мне подошла его мама, обняла и сквозь слезы сказала:

– Это поможет тебе стать хорошим врачом.

Поразительно было услышать такое от женщины, которая только что потеряла двадцатидвухлетнего сына. Остается лишь надеяться, что она не ошиблась.

– Привет, док. У нас тут есть один специально для вас. В полном неадеквате. Бегал прямо по проезжей части в чем мать родила и орал что-то невразумительное.

Дело было холодной февральской ночью. Я дежурил в психиатрическом отделении. Полицейские подобрали очередного пациента и, поставив ему распространенный в полиции диагноз «в полном неадеквате», привезли его в отделение и передали мне в руки. Парню, которого, как потом выяснилось, звали Петром, было чуть больше двадцати, и выглядел он перепуганным. Он что-то кричал на непонятном языке и вел себя так, словно за ним гонятся. Он обнял каждого из полицейских (которые не особо это оценили), и те оставили его в моих не слишком умелых руках. Из одежды на Петре было лишь одеяло, любезно предоставленное местным отделением полиции, и с учетом того, какая на улице стояла холодина, я слегка недоумевал, как он вообще смог продержаться без одежды хоть несколько минут.

Самым вероятным диагнозом, который приходил мне на ум, был параноидальный психоз (вероятно, на почве употребления наркотиков) либо шизофрения. Возможно, у него был приступ какой-нибудь мании, но он не понимал ни слова по-английски, так что разобраться было непросто. Мы уселись в тихом кабинете, и я тщетно попытался установить с ним контакт, впрочем, как и он, но из этого ровным счетом ничего не вышло. У него не было ни одежды, ни кошелька, ни документов. Я оставил его в психиатрическом отделении. Что еще я мог сделать?

На следующее утро я пригласил старшего врача, чтобы показать ему Петра. Тот немного успокоился, хотя по-прежнему размахивал руками и кричал. Старший врач заговорил с ним по-французски – я невольно рассмеялся: наша странная консультация становилась все более нелепой, особенно если учесть, что французский у старшего врача был ужасный, а пациент явно родом из Восточной Европы. Мы могли обратиться к переводчику, но совершенно не представляли, откуда этот парень, так что не знали, с чего начать.

Битый час мы топтались на месте, пока в кабинет не заглянула Людмила, уборщица из Польши, чтобы забрать мусор. Пациент взглянул на Людмилу, сказал ей пару слов, улыбнулся и подмигнул. Несмотря на языковой барьер, было очевидно, что Петр к ней подкатывает. Людмила смерила его холодным взглядом и повернулась к нам.

– Он из Беларуси. Он не сумасшедший, просто пьет слишком много водки. Эти мужики из Беларуси все одинаковые. Постоянно пьют, играют в азартные игры и гоняются за женщинами. Почти не работают. У них плохая репутация в моей стране.

Старший врач выглядел раздраженным.

– Людмила, а вы говорите на его языке?

– Нет, но я поняла, что он из Беларуси. Все мужики оттуда одинаковые. Не псих, а просто пьяный.

– Спасибо, Людмила, но, пожалуй, будет все-таки лучше, если с диагнозом разберусь я сам.

Людмила пожала плечами, еще раз одарила Петра ледяным взглядом, от которого у нас пробежали мурашки по коже, и удалилась. Мы позвонили в бюро переводов, где нам сообщили, что переводчик с белорусского освободится через пять дней. Мы по-прежнему не были уверены, страдал ли пациент от параноидального бреда и нуждался ли в помощи психиатра. У Петра не было денег, и он никого в нашем городе не знал, так что мы оставили его в палате. Большинство здешних молодых пациентов только и занимаются тем, что спят, едят, смотрят телевизор и иногда мастурбируют.

В конце концов прибыл переводчик, и мы собрались в переговорной, чтобы провести нормальную консультацию. Петр что-то долго рассказывал, и благодаря переводчику мы, наконец, узнали подробности о том, как он попал в наше отделение.

Выяснилось, что Петр прибыл в Англию на прошлой неделе, чтобы подзаработать. На автостанции он познакомился с литовцами, которые пообещали устроить его на ферму убирать капусту. Вся честная компания решила отметить первый рабочий день – играли в карты и пили водку. Петр сильно напился и проиграл все деньги, а заодно и всю одежду. Что было дальше, он помнил плохо, но подозревал, что затеял драку с одним из литовцев, и те погнались за ним, совершенно голым, по дороге, ведущей от фермы. Он тогда продрог, но, по его заверениям, это полная ерунда по сравнению с типичной белорусской зимой. Полиция подобрала Петра где-то час спустя, и он был весьма впечатлен тем, что его не избили. Он также искренне поблагодарил нас за гостеприимство. По его словам, англичане довольно милые, хотя некоторые из местных обитателей показались ему странными. Он решил вернуться в Беларусь, так как путешествия оказались не совсем для него. Под конец он пригласил всех нас в гости и пообещал радушный прием: его мать, дескать, готовит лучший гуляш во всей деревне. А потом Петр поцеловал каждого из нас в обе щеки и ушел. Страшно подумать, в какую сумму Национальной службе здравоохранения обошлось его пятидневное пребывание в психиатрическом отделении – наверное, у себя на родине он за год зарабатывает меньше.