Тень мальчика - Карл-Йоганн Вальгрен

Врет. Блефует насчет компьютерной атаки, никаких следов он не оставил.

– И еще я хочу знать, кому ты успел проболтаться. Твоему дружку Йорме, это мы знаем, но он уже не опасен.

И опять ошибка. Еще как опасен…

– Мы были уверены, что ты в его квартире, но ты куда-то скрылся. Был где-то еще. Значит, есть и другие, и они, эти другие, знают то, что знаешь ты. И мне нужны их имена.

Они опять начали лить на тряпку воду. Он изо всех сил пытался дышать как можно спокойнее, «уйти в себя», как учили их когда-то… Но вода была везде, кашель и рвотные позывы душили его, легкие, казалось, вот-вот взорвутся. Сейчас он сорвется в панику.

– Конечно, ничего такого не случилось бы, если бы полиция работала получше. Тебя здесь не должно было быть. Но, как видишь, полиция опростоволосилась, и ты тут. И я хочу знать, с кем ты успел войти в контакт.

Я убью тебя. Я выпутаюсь из этой истории, хотя бы для того, чтобы заставить заплатить тебя по полной, подонок.

– Чья машина?

Надо выиграть время, подумал Данни и заревел от боли. Захлебнулся, кровь и слизь булькали в горле, попытался проглотить, но не смог.

И потерял сознание. Скоро они убьют меня, мелькнула последняя мысль. Они не могут позволить мне жить.

Когда он в очередной раз очнулся, все было тихо. За окном сгущались сумерки. Где-то пел дрозд. Юлин сидел в кресле в дальнем конце комнаты.

– Ну и что нам делать с тобой, Катц?

Он попробовал повернуть голову – и повернул. Оказывается, изоленту с головы сняли. Покосился на пол – вода уже успела высохнуть.

– Тебе не жить, Юлин.

– Дрожу от страха.

Юлин закинул ногу на ногу.

– Где Джоель? – спросил Катц, осторожно осматриваясь. Пивная бутылка так и стояла на полу. – Он мертв?

– С чего это?

– Тогда объясни, в чем дело.

Действие наркотика стало понемногу проходить. Мысли стали яснее, органы чувств постепенно принимались за работу. Ремень на ногах немного ослаб. Скорее всего, он сам его и ослабил, пока дергался во время пытки.

– Деньги и важные тайны, Катц. Как говорят в голливудских фильмах, ничего личного.

– И кто ж тебе платит? Понтус Клингберг?

Юлин встал, подошел к окну, отдернул занавеску и выглянул.

– Тебе-то какое дело, Катц?

В доме полная тишина. Куда подевались остальные? Уехали и оставили Юлина доделывать работу? Нельзя представить собственную смерть… это и есть главное условие жизни – человек не может охватить разумом ее противоположность.

– А почему ты помогал мне поначалу? Добывал какие-то факты, про Джоеля, про Ангелу?

– Кто же знал, что ты выкрутишься? Я на это не рассчитывал.

Юлин задернул штору, кивнул ему и вышел.

Прошло минут десять – все было тихо. Катц подвигал ногами – ремень еще немного ослаб. С третьей попытки ему удалось захватить ногой бутылку. Теперь осторожно – нужно повернуть ее так, чтобы она покатилась в правильном направлении. Он напряг ногу, и икроножные мышцы свела судорога. Превозмогая боль, дотянулся до бутылки, сосредоточился, чтобы не сделать неловкого движения, повернул бутылку и катнул ее к себе. Бутылка со стуком покатилась по полу и остановилась совсем рядом.

Данни замер и прислушался. По-прежнему все тихо. Дрозд за окном не унимается. Он сунул палец в горлышко и поднял бутылку. Закашлялся погромче, чтобы замаскировать звук, и ударил ее об пол. Горлышко с острыми краями осталось сидеть на пальце, как наперсток.

И в эту секунду снаружи послышался выстрел. Один, а за ним еще один, потише. Кто и в кого стрелял? Он изо всех сил напряг слух. Что же это может быть? Ждал криков, может быть, еще выстрелов, но все было тихо.

Он, согнув кисть как можно сильнее, начал пилить отломанным горлышком ремень, понимая – надо спешить. Нажал посильнее и резанул стеклом себя по запястью. Кровь ручейком стекала по руке, пальцы слиплись, но боли он не чувствовал.

Кто стрелял? В кого?

Дверь открылась, и вошел человек в капюшоне. Отвернув лицо, подошел к Данни и начал искать что-то в его куртке. Все тот же запах комариной мази.

Наконец, ремень лопнул. Катц оскалился и изо всех сил всадил горлышко бутылки ему в лицо. Мягкое, резиновое сопротивление – и горлышко застряло у того в щеке.

Но человек в капюшоне даже не среагировал. Продолжал копаться в куртке и, наконец, извлек бутылочку в шерстяной оплетке. Кровь с его лица капала Катцу на грудь. В нем нет жизни, опять, уже не в бреду, подумал Данни. Он мертв. Но кровь же капает…

Ерунда. Тот подержал игрушку в руке, быстро, точно она была из раскаленного железа, сунул назад и встал. Она, несомненно, внушала ему страх.

Горлышко по-прежнему торчало у него из щеки, но он, судя по всему, этого не осознавал. Вообще, что ли, не чувствовал боли? Явно накололся чем-то. Или его накололи – другого объяснения быть не может.

Снаружи что-то крикнули. Человек в капюшоне повернулся и вышел из комнаты.

У Катца потемнело в глазах, и он снова провалился в темноту.

Когда он очнулся, кровь на запястье свернулась. Был уже вечер. Он, оказывается, упал на пол – лежал рядом с креслом. С трудом встал, ноги почти не держали.

На площадке, где стояли машины, расплылась большая лужа крови, а чуть поодаль на утрамбованном гравии лежал его «Глок». Данни поднял его и сунул в карман. След колес на дороге… Данни присмотрелся. След ведет не в усадьбу, а в другую сторону, в лес в направлении Вингокера.

Он вернулся в бревенчатый дом и осмотрел его, комнату за комнатой. Никого. Мало того – никаких признаков, что здесь кто-то был. Все прибрано, мебель закрыта простынями. Ничто не указывало, что здесь держали заложника – Джоеля Клингберга.

Понять невозможно. Он пошел к усадьбе, пытаясь связать факты. Они хотели его убить, а потом ни с того ни с сего отпустили. Почему? И вернули пистолет… И кого подстрелили? Никакой логики… будто за ниточки дергал капризный ребенок, и правила игры могли в любой момент поменять знак на противоположный.

* * *

Ее провели в холл с почерневшим мраморным полом. Стены обшиты ореховыми панелями, огромная десятирожковая хрустальная люстра на потолке. Направо – широкая лестница на второй этаж. В другом конце – изразцовая печь; на изразцах – ручная роспись: миниатюрные пейзажи, охотничьи сцены, цветы.

Дубовая дверь приоткрыта. Оттуда доносится потрескивание дров в камине. Она решилась, потянула ручку и прошла в гостиную. Окна выходили в купающийся в лунном свете сад, спланированный в виде ряда террас. На полу – толстый восточный ковер, мебель в стиле ампир, множество подсвечников и зеркальных бра с горящими свечами. Как в церкви. Храм, да и только.