Взрывник. Заброшенный в 1941 год - Вадим Мельнюшкин

– Да, возможно, ты и прав.

– Чего думаешь с продуктами и дровами делать?

– Фунту отдавать смысла нет. Своей хочешь подогнать?

– Была такая мысль, терраса у неё не закрывается, думаю, не утащат.

– И мне есть куда скинуть.

– Фефер будет какое-то время занят. Пока развезём, он и освободится.

Доставка гостинцев заняла чуть больше часа, и то, потому что от дома Ольги, до улицы Труда, где проживала зазноба Кузьмы, пилить было прилично. Дама сердца Говорова оказалась приятной на внешность брюнеткой лет тридцати пяти, ухоженная и хорошо одетая. Звала попить чаю, но время было уже за полдень, поэтому мы ограничились сухим пайком, состоящим из горячих ещё и обалденно вкусных пирожков с капустой и яйцом.

Герман, когда вернулись, уже был на месте. Ничего говорить не стал, только утвердительно кивнул в ответ на немой вопрос. Ну вот вроде и здесь всё идёт неплохо. Залесьенские своё добро перекупщикам сдавать не стали, а под их злыми взглядами устроили тотальную распродажу. Кстати, интересное выражение – надо запомнить. Теперь все вместе двинули к комендатуре – вооружаться, где получили по винтовке и три десятка патронов. Попробовали покачать права с целью увеличения боекомплекта, но были посланы. Пришлось идти, в смысле ехать, иначе до ночи рисковали до дома не добраться.

Проверки на выезде не было, что крайне порадовало. Лошадки за ночь отдохнули, да и за день застоялись, потому шли резво. У города дорога была накатана, так что первый пяток километров сделали чуть больше чем за полчаса. Чем дальше, тем дорога становилась хуже, так что темп упал. Танки и бронеавтомобили, что ездили тут последнее время, набили себе колею, но для саней она была неподходящая, и скорее мешала, чем помогала, тем более что опять пошёл снег. Уже почти подъезжали к памятному мосту под Захарничами, тому, с уничтожения которого и началась, по сути, история отряда, когда заметили странность. Впереди дорогу перекрывало что-то большое и чёрное, да и сама дорога потеряла свою белизну.

Лошадь заволновалась, и тут же пахнуло в лицо запахом горелого железа, бензина и ещё чего-то крайне неприятного. Пришлось Кузьме хорошенько хлестнуть кобылу, чтобы та пошла дальше, остальные сани, что следовали за нами, тоже сбились с ритма. Послышалось хрипение лошадей и мат возниц. Проехав ещё немного, понял, что это: наполовину перекрыв дорогу, полуразвернувшись, путь нам запирала обгоревшая туша танка. Сама машина была небольшой, но стоя в середине огромной чёрной проплешины и смердя смертью и гарью, она могла и напугать неискушённого путника. По виду это была, скорее всего, немецкая «двойка», но отсутствующий в башне пушечный ствол и общая обгорелость не давали возможности заявить это со стопроцентной уверенностью. Сильный запах, а также то, что редкий снег, ложась на броню и чёрную проплешину обгорелой земли вокруг, тут же таял, говорили о том, что огонь затих совсем недавно. К тому же вокруг танка и на его броне лежали кучи сажи и почти полностью прогоревшие остатки древесных углей – видно, прежде чем поджечь, машину обильно забросали дровами. Скорее крупными ветками, чем брёвнами, иначе те ещё бы тлели, а снег вокруг не таял бы. Блин, какая ерунда в голову лезет.

Объехать эту баррикаду было несложно, хотя пришлось выпрыгивать из саней и помогать лошадке тянуть транспортное средство по раскисшей земле. Как только обогнули препятствие, заметили в канаве три трупа, уже изрядно припорошённых снегом – судя по всему, экипаж танка. Метрах в семидесяти далее обнаружился ещё один обгорелый остов. Бронеавтомобиль не мешал проезду, потому как наполовину съехал в канаву. Судя по горбатому профилю, это была двести двадцать первая модель. Рядом валялись ещё два трупа. Вооружение, что естественно, тоже отсутствовало. С броником понятно, но как мои архаровцы, а сомнения, что это их работа, не было, умудрились с танка пушку снять? Народ оживился – они ещё горелую немецкую бронетехнику не видели. Я, правда, тоже только второй раз. Так в приподнятом настроении, быстро перебросав коробки с медикаментами, расстались с Говоровым и его людьми и двинули в Залесье. Только-только успевали к закату.

Уже расставаясь с Фефером, понял, что меня беспокоило еще с момента его рассказа о капитане-пограничнике.

– Гера, а фамилия у этого капитана какая?

– Лиховей. Он, оказывается, к началу войны уже на гражданке был, заведовал образованием в Витебске.

– Вот мне что не нравится – со взрыва уже, считай, месяц как прошёл. Аня твоя в комендатуре работает, он тоже, и что они так и не встретились ни разу? Странно это.

– Так он недавно в Полоцк приехал, я же говорю – он из Витебска.

– А если недавно приехал, как же он взрыв-то устроил? Дистанционно?

– Не знаю. Правда, что-то не то.

– Потому поостерегись, попробуй разузнать, но тихонечко-тихонечко, на кошачьих лапах – как бы за засланного казачка не посчитали. Хоть ты и на самом деле засланный, получается.

Медикаменты разгрузили прямо на лесопилке. Скоро это место опять станет оживлённым, что радует. Так как мужикам лес не только пилить надо, но и валить, то следов будет масса, и не надо сильно маскироваться – всё же наша основная транспортная артерия проходит именно через данную просеку. Глухов с Боровым задание поняли и уже завтра обещали начать работы – всё одно с наступлением зимы делать особо нечего. Не успел распрощаться с мужиками, как уже подкатили на лыжах два десятка бойцов, забрали ценный груз, а ценнее этой фармацевтики для нас, считай, ничего сейчас и нет, и мы вместе двинулись в расположение. Лыжи были не слишком удобны и привычны – по сравнению с теми, что остались в Москве, тяжелы и скользили не очень, даже по пробитой и, можно сказать, накатанной лыжне.

В лагерь опять, уже стало входить в привычку, прибыли в темноте. Несмотря на это, уже через четверть часа Маша притащила обильный ужин, состоявший из горячего, хоть и жидкого, горохового супа, большой порции варёной картошки с редкими вкраплениями мясных волокон, большого куска серо-чёрного хлеба из муки грубого помола и, о чудо, почти настоящего компота из сухофруктов. С учётом того, что обед состоял из полудюжины мелких пирожков, это был просто Лукуллов пир. Как всегда, поесть в тишине и спокойствии не дали. Первым примчался Жорка и выпроводил из землянки Машу, с умиленным видом наблюдавшую за мной. Выгнать её было как-то неудобно, поэтому в чём-то я был Байстрюку благодарен, но если судить по тому злому взгляду, которым девушка наградила сержанта, это ему ещё аукнется. Через минуту ввалились Калиничев с Нефёдовым, а уже после зашёл и Кошка. Поздоровались и уселись напротив. Блин, ну прямо четыре Маши. Молчите? И я помолчу. Закончил с картошкой, пододвинул компот и всё же не выдержал.

– Ладно, кто подбил танк?

– А какой из? – хитро ощерился Жорка.

– Ты из себя Нахумовича-то не строй.

– Он это, он, – вступился за сержанта Калиничев. – Точнее его группа.

Дверь отворилась, и, наконец-то, появился Матвеев.