Инверсии - Иэн Бэнкс

— Я надену шутовской колпак, чтобы их не смущать…

— Нет, — сказал ему УрЛейн и положил руку на плечо своего телохранителя. — Я тебе приказываю в течение двух ближайших колоколов развлекаться, как твоей душе угодно, а потом, когда мои генералы доложат, сколько еще городов они захватили со вчерашнего дня, возвращайся к исполнению своих обязанностей. — Он похлопал ДеВара по плечу. — Ступай. И если меня не будет здесь, когда вернешься, значит, я снова в гареме — устроил еще одну схватку с твоим противником. — Он ухмыльнулся ДеВару и сжал его локоть. — От всех этих разговоров о войне и победных сражениях у меня кровь прямо-таки приливает к члену!

Он оставил в коридоре ДеВара, который стоял, разглядывая плитки пола, и прошел в открывшуюся дверь. Дверь затворилась за ним, заглушив гомон, хлынувший было оттуда. Два стражника присоединились к своим товарищам по другую сторону двери.

Челюсти ДеВара двигались так, будто он что-то жевал, потом он сплюнул и пошел прочь.

Штукатур почти закончил ремонт Расписанной палаты. Он положил последний слой и теперь ждал, пока тот подсохнет, а сам тем временем, стоя на коленях на забрызганном белилами куске материи, обозревал свои инструменты и ведерки, пытаясь вспомнить, в каком порядке их собирают. Обычно эту работу делал его ученик, но сейчас пришлось работать одному, потому что задание было секретным.

Незапертая дверь палаты открылась, и показалась фигура облаченного в черное ДеВара, телохранителя протектора. Штукатур поймал взгляд, которым смерил его этот смуглолицый человек, и мороз подрал у него по коже. Да не допустит Провидение, чтобы его убили теперь, когда он закончил работу. Он знал, что работа эта секретна — за слоем штукатурки находилось тайное помещение, и сомнений не было: помещение это предназначалось для того, чтобы оттуда можно было вести наблюдение. Но неужели секрет таков, что его готовы убить, лишь бы он не проболтался? Штукатур и прежде производил кое-какие работы во дворце. Он был честен и язык держал за зубами. Они это знали. Они знали его. Его брат служил во дворцовой страже. Ему можно было доверять. Он никому ничего не расскажет. Он готов поклясться в этом своими детьми. Они не могут его убить. Не могут!

Штукатур съежился при приближении ДеВара. Меч телохранителя в черных ножнах раскачивался при ходьбе, с другой стороны на бедре висел длинный кинжал. Штукатур заглянул в лицо ДеВара, но увидел только холодное, пустое выражение, которое ужаснуло его даже сильнее, чем безжалостная свирепость лживой улыбки убийцы. Он попытался что-то сказать, но не смог. Он почувствовал, что еще немного, и содержимое его желудка выплеснется наружу.

ДеВар, казалось, едва замечал его. Он бросил на штукатура беглый взгляд, посмотрел на скрывавшую тайник новую перегородку — еще влажную, между других расписанных панелей похожую на обескровленное лицо между живыми и румяными, — потом прошел к небольшому возвышению. Штукатур, ощущая сухость во рту, развернулся на коленях, чтобы видеть ДеВара. Телохранитель потрогал подлокотник трона, стоявшего на возвышении, затем направился к панели на другой стороне комнаты, где и остановился. Панель представляла сцену в гареме — стилизованные изображения томных, пышногрудых женщин в откровенных нарядах: они возлежали, играя в разные игры или попивая вино из тонких бокалов.

Черная фигура застыла там на несколько мгновений, а когда ДеВар заговорил, штукатур вскочил на ноги.

— Ну что, эта панель закончена? — спросил ДеВар. Говорил он громко, голос эхом разносился по пустой комнате.

Штукатур сглотнул, сухо откашлялся и наконец смог выдавить из себя:

— Д-д-да, с-с-сударь. Худ-д-дожник может работать уже завтра, когда все высохнет.

Продолжая смотреть на полотно с гаремной сценой, телохранитель тем же глухим голосом сказал:

— Хорошо. — А потом неожиданно, без всякого замаха, одним сильнейшим ударом пробил правым кулаком панель, перед которой стоял.

Штукатурка с хрустом посыпалась на пол.

ДеВар постоял еще мгновение — кулак его утонул в панели с изображением гарема. Потом медленно вытащил руку из пробитого отверстия, и еще несколько кусков штукатурки с росписью упали на пол.

Штукатур трясся от страха. Ему хотелось бежать отсюда сломя голову, но его ноги словно приросли к полу. Он хотел закрыться руками, но руки словно приклеились к бокам.

ДеВар стоял, глядя на свою правую руку, потом принялся неторопливо отряхивать пыль с черной материи. Он поворотился на каблуках и быстро направился к двери, но, дойдя до нее, остановился и обернулся. Выражение безутешной нестерпимой муки на его лице стало еще очевиднее. Он посмотрел на только что разбитую им панель.

— Вот еще панель, которую нужно залатать. Вероятно, ее сломали еще раньше, верно?

Штукатур принялся отчаянно кивать головой.

— Да-да, конечно, сударь. Да, обязательно. Я уже и сам это заметил, раньше. Я займусь ею немедленно, сударь.

Телохранитель смерил штукатура взглядом.

— Хорошо. Стражник выпустит тебя.

Потом он вышел, дверь закрылась, щелкнул замок.

Начальник стражи дворца Ивенир поднес к носу надушенный платок. Перед ним стояла каменная плита с железными кандалами, ручными и ножными, соединенными полосками звериной шкуры. Но эти приспособления не стесняли того, кто сейчас находился на плите, потому что на ней распростерлось безжизненное тело главного королевского палача. Нолиети лежал обнаженным, если не считать небольшой повязки, прикрывавшей гениталии. Рядом с начальником стражи Полчеком стоял Ралиндж, главный палач герцога Кветтила, и молодой, с посеревшим лицом и весь в поту писарь, присланный начальником стражи Адлеином: тот возглавил поисковый отряд, отправившийся на поиски Юнура, помощника палача. Лицом к ним с другой стороны плиты стояли доктор Восилл, ее помощник (то есть я) и доктор Скелим, личный врач герцога Кветтила.

Камера для допросов под дворцом Ивенир была относительно невелика. Под низким потолком пахло разной мерзостью, включая и самого Нолиети. И дело было не в том, что тело начало разлагаться (убийство случилось всего несколько часов назад), а в грязи и коросте на бледной коже погибшего главного палача — чистоплотностью он не отличался, это было очевидно. Начальник стражи Полчек смотрел на блоху, которая выпрыгнула из-под повязки на бедрах мертвеца и стала двигаться вверх по его животу.

— Смотрите. — Доктор Скелим показал на крохотное насекомое, ползущее по грязной коже. — Кое-кто покидает тонущий корабль.

— Ищет тепла, — сказала доктор Восилл, выкидывая руку, чтобы прихлопнуть насекомое.

Блоха исчезла за мгновение до того, как рука настигла ее — скакнула в сторону, только ее и видели. У Полчека на лице появилась улыбка, меня тоже позабавила наивность доктора. Как это говорят — поспешность нужна при ловле блох. Вот уж точно нужна — поди поймай блоху. Пальцы доктора схватили воздух, но она поднесла их к лицу и внимательно осмотрела, свела кончики и потерла ими о бедро. Потом доктор посмотрела на Полчека, стоявшего с удивленным видом.