Трущобы Севен-Дайлз - Энн Перри

В его голосе чувствовалась необычная страстность, для которой у Питта не нашлось точного названия.

– Египет номинально считается частью Оттоманской империи, а значит, является вассалом турецкого султана, – продолжал Тренчард. – Но в последние пятнадцать лет он практически стал частью империи Британской, хотя было бы крайне неосмотрительно говорить об этом вслух. – Он жеманно пожал плечами. – Равно как и о том, что десять лет назад, по приказу мистера Гладстона, мы подвергли Александрию артиллерийскому обстрелу.

Питт поежился, но Тренчард почти не обратил на это внимания.

– Египетский хедив – вассал султана, – продолжил он. – Есть также египетский премьер-министр, парламент, египетская армия и египетский флаг. Финансы, полагаю, не представляют для вас особого интереса, но только не тогда, когда дело касается хлопка. Последний – единственная из выращиваемых здесь культур, которая идет на экспорт, причем исключительно в Британию – факт, который, как вы понимаете, слишком важен, чтобы на него закрывать глаза.

– Согласен, – хмуро произнес Питт. – Я в курсе. И вполне допускаю, что в основе происшедшего лежат именно финансы. Но, – поспешил добавить он, – в данный момент мне не требуется лекция по этому вопросу. Скажите лучше, а что полиция?

Тренчард поерзал в кресле.

– На вашем месте я бы совершенно забыл о таких вещах, как закон и суд, – сухо произнес он. – Ведение дел, связанных с иностранцами, поручено целому ряду судов, по одному для каждого консульства. И даже Тезей с его путеводной нитью и тот не смог бы преодолеть их запутанные коридоры и хитросплетения их формулировок. – Говоря это, Тренчард беспомощно развел холеными руками. – Но на деле правим Египтом мы, англичане, однако делаем это деликатно. Нас здесь многие сотни, и мы все подотчетны генеральному консулу, лорду Кромеру, которого обычно называют просто «лорд». Надеюсь, вы знаете, что они о нем говорят?

– Не имею ни малейшего понятия, – честно признался Питт.

Тренчард удивленно поднял брови и улыбнулся.

– Даже если правда на вашей стороне, на ней также должен быть лорд Кромер, – процитировал он. – Но в данной ситуации ему лучше про вас не знать.

– Приложу к этому все усилия, – заверил его Питт. – Но я должен узнать как можно больше про эту женщину. Кем она была до переезда в Англию, на самом ли деле она так импульсивна и….

– Глупа, – закончил его мысль Тренчард. – Да, я отлично вас понимаю. Мы начнем с коптов. Я дам вам карту и отмечу на ней наиболее вероятные районы. Смею предположить, что она из зажиточной семьи, поскольку говорит по-английски и располагает средствами для путешествий.

– Спасибо – поблагодарил Питт и встал. Тело его ломило от усталости. Он с трудом сдержал зевок. А еще было очень жарко, отчего его одежда прилипла к коже. Если честно, он даже не ожидал, что будет чувствовать себя таким измученным. – Где я могу сесть в трамвай до Сан-Стефано?

– У вас есть пиастры?

– Да, есть, благодарю.

Тренчард тоже поднялся с кресла.

– В таком случае, если вы свернете направо и пройдете ярдов сто, то увидите слева, на другой стороне улицы, остановку. Но в это время суток, тем более что вы не знаете города, лучше поехать на извозчике. Это обойдется вам в восемь-девять пиастров, зато не нужно будет самому тащить тяжелый чемодан. Удачи вам, Питт, – сказал он и протянул руку. – Если вам потребуется моя помощь, звоните. Если же я узнаю что-то для вас полезное, то пришлю вам в Сан-Стефано записку.

Питт пожал ему руку, еще раз поблагодарил и, вняв совету, взял экипаж. Путь оказался не слишком долгим, однако жара на многолюдных улицах даже не думала спадать. Питт также в очередной раз был нещадно искусан москитами. К тому времени, когда он, наконец, переступил порог отеля, то в буквальном смысле валился с ног от усталости и чесался с головы до ног.

Впрочем, отель и вправду оказался превосходным. Как и говорил Тренчард, Питт получил номер за двадцать пять пиастров в сутки. Ему также был предложен обильный ужин, но Питт взял лишь немного хлеба и фруктов и, поев, поднялся к себе в номер. Закрыв за собой дверь, он первым делом снял обувь, подошел к окну и посмотрел на черное небо, сверкавшее россыпью звезд. В лицо ему тотчас ударил запах зноя и соленый ветер, долетавший сюда с моря. Сделав глубокий вдох, он мучительно медленно выдохнул.

Город был прекрасен, он притягивал к себе и волновал, но, увы, был так далеко от дома. До слуха Питта долетал рокот прибоя, время от времени – чей-то смех, а также беспрестанный фоновый шум, похожий на треск сверчков в летней траве. Это тотчас напомнило ему детство, лето в деревне, но, увы, он слишком устал, чтобы его ухо получило от этого наслаждение. А еще он страстно желал, чтобы в эти мгновения рядом с ним была Шарлотта, чтобы он мог сказать ей «Взгляни!», или предложить ей прислушаться к далеким голосам, говорящим на совершенно непонятном ему языке, или поделиться с ней новыми, терпкими ароматами ночи.

Постояв у окна, он вернулся в комнату, снял одежду, смыл с себя пыль и, раздвинув москитную сетку, нырнул в кровать. Вновь поправив за собой москитную сетку, он через пару мгновений провалился в сон. Впрочем, спустя какое-то время он проснулся снова и несколько мгновений лежал в темноте, пытаясь понять, где находится. Кровать – в отличие от корабельной койки – была неподвижна. Он поймал себя на том, что ему не хватает качки. Но уже в следующий миг, поняв, что находится в отеле, повернулся на другой бок и вновь до самого утра провалился в блаженное забытье.

***

Первые два дня он посвятил изучению города. Начал он с того, что купил для этого соответствующую одежду, в которой его тело не страдало бы от зноя. Он также не преминул воспользоваться прекрасным общественным транспортом. Местные трамвайчики были чистыми и аккуратными, а поезда – построенные в Англии и даже, несмотря, на жару, до боли знакомые – блестели боками на слепящем солнце, отчего ему то и дело приходилось щуриться. Но иногда он предпочитал пройтись пешком – прислушивался к голосам, вглядывался в лица, отмечая про себя удивительную пеструю смесь языков и рас. Помимо арабов, в городе жили греки, армяне, евреи, левантинцы, также редкие французы и многочисленные англичане. Он видел и солдат в тропической форме, и местных экспатриантов, для которых Египет стал вторым домом: они давно привыкли к жаре, шуму, необходимости торговаться на рынке и слепящей яркости всего и вся. Встречались ему и бледнолицые туристы с горящими глазами, алчущие увидеть все местные чудеса. До него доносились обрывки их разговоров о том, как они затем поедут в Каир, а оттуда пароходом поднимутся вверх по Нилу до Карнака и даже дальше.

Некий пожилой викарий, чьи седые усы резко выделялись на фоне загорелой кожи, взахлеб рассказывал о своей недавней поездке: о том, как он за завтраком глядел на воды Нила, которые казались ему самой вечностью. При этом перед ним на столе была раскрыта местная газета на английском языке, тост был намазан свежайшим английским мармеладом, а мимо, на фоне неба и пустыни, проплывали силуэты древних пирамид.