Неисповедимый Путь - Роберт МакКаммон

– Тебе выбирать. Я сказал все, что мог.

Джон ехал с застывшим хмурым лицом; он выглядел почти так, как одним утром на прошлой наделе, когда, выйдя на террасу, увидел чучело, повешенное за шею на ветке дуба. Оно было обернуто в использованную туалетную бумагу. С того самого вечера, когда Билли с Лемером Четемом побывал на лесопилке, атмосфера с каждым днем все более и более накалялась; Четем ходил по городу и рассказывал всем, имеющим уши, о том, что случилось на лесопилке. Далее история начала приукрашиваться, сдвигаясь в сторону того, что Билли командовал демонами, кишащими на лесопилке. Джон понимал, что все это глупости, но у него не было возможности объяснить это. Когда он в последний раз приезжал к Куртису Нилу, чтобы поиграть в шашки, то при виде его остальные сначала замерли, а потом стали разговаривать, совершенно не замечая Джона, как будто он был невидимкой. Через десять минут после его прихода они решили, что пора расходиться, однако позднее Джон увидел их всех, сидящих на скамейках перед магазином Ли Сейера, который был вместе с ними, оказываясь центром внимания. Там же сидел, улыбаясь как гиена, Ральф Лейтон.

– Это тебя мама надоумила? – неожиданно спросил Джон.

– Нет, сэр.

– Неужели ты не знаешь, кто там будет, сынок? Почти все из младших и старших классов и изрядное количество их родителей. И все знают! – Он попытался сосредоточить свое внимание на змеящейся перед ним дороге. До файетской средней школы оставалось не более мили. – Ты приглашал кого-нибудь?

Билли покачал головой. Один раз он набрался смелости окликнуть в коридоре Мелиссу. Когда она повернулась к нему, Билли увидел, как побледнело ее симпатичное лицо. Она убежала так спешно, будто он предложил ей змею.

– Тогда я не понимаю, почему ты должен туда ехать.

– Это Майская Ночь. Это школьный бал. Вот почему.

Джон хмыкнул.

– А я думаю, что не все. Я думаю, что ты идешь туда, чтобы что-то доказать. – Он бросил взгляд на сына.

– Я хочу пойти на Майскую Ночь, вот и все.

Он упорный, как мул, подумал Джон, и чертовски мужественный, я бы сказал, совсем как я. Однако у него более сильная воля и он гораздо более настырный. Глядя в его глаза, видишь приближающийся шторм, но не знаешь, в какую сторону это шторм повернет и с какой скоростью он движется.

– Ты можешь думать, что ты такой же, как все, – тихо сказал Джон, – но ты ошибаешься. Господь свидетель, я молился за тебя, Билли и за твою маму тоже. Я молился, пока у меня не начинала трещать голова. Но Господь не захотел изменить тебя, сынок, сделать так, чтобы ты отвернулся от этой…

Черной веры.

Билли некоторое время ехал молча. На горизонте уже были видны огни Файета.

– Я не понимаю этого. Может быть, я не прав, но мне показалось, что на лесопилке находилась часть мистера Паттерсона, папа; это было испуганная часть и слишком растерянная для того, чтобы знать, что де…

– Ты не понимаешь, что несешь, – отрезал Джон.

– Знаю, папа. – Сила его голоса испугала Джона. – Я помог мистеру Паттерсону. Я знаю это.

Джон почувствовал промелькнувшее желание влепить Билли пощечину. Семнадцать тебе лет или нет, ты не имеешь права оспаривать слова отца. В понимании Джона мальчик представлял собой поломанного смоляного человечка, и Джон боялся, что к нему может прилепиться дурная смола.

Окружная средняя школа стояла на окраине Файета. Это было большое двухэтажное здание из красного кирпича, которое последний раз ремонтировалась в начале сороковых годов и с тех пор, как непокорный динозавр, сопротивлялось причудам погоды, вандализму и урезаниям ассигнований на образование. В середине пятидесятых к школе был пристроен гимнастический зал – квадратное кирпичное здание с вентиляционными окошками на шиферной крыше. За гимнастическим залом находилось футбольное поле, родное для «Файетских бульдогов». На стоянке стояло большое количество разношерстных автомашин, от проржавевших фургонов до сверкающих автомобилей. В здании школы свет не горел, но из открытых окон гимнастического зала вырывались потоки света, а в воздухе плавали звуки бас-гитары и взрывы смеха.

Джон замедлил ход и остановился.

– Я думаю, это здесь. Ты уверен, что хочешь идти?

– Да, сэр.

– А ведь не должен.

– Должен.

– Ты обрекаешь себя на страдания.

Но Билли уже открыл дверь, и Джон понял, что его не переубедить.

– Во сколько за тобой заехать?

– В десять.

– В половине десятого, – ответил Джон. Он посмотрел на Билли тяжелым взглядом. – Когда ты войдешь в эту дверь, ты будешь предоставлен самому себе. Если с тобой что-то случится, я не смогу помочь. Ты взял деньги?

Билли нашарил в кармане пару долларов.

– Да, сэр. Не беспокойся, там внутри есть дежурные, следящие за порядком.

– Ну, – сказал Джон, – тогда я поехал. Если кто-нибудь скажет тебе что-нибудь не то, помни…

Что ты Крикмор и должен гордится этим. Билли захлопнул дверь и направился к гимнастическому залу. Джон высунулся в окно и крикнул ему вслед: – Ты прекрасно выглядишь, сынок. Затем, не дождавшись ответа, он развернулся и уехал.

Билли шел к гимнастическому залу. Его нервы и мускулы были напряжены, готовые ко всяким неожиданностям. Ворота, ведущие на футбольное поле, были открыты, и Билли увидел огромную гору щепок и поленьев – отходы лесопилки, понял он – которая будет подожжена позже, вечером, играя роль традиционного костра Майской Ночи. Оставшиеся угли будут потом разбросаны по всему полю перед летней обработкой земли и пересадкой травы к новому сезону. Из открытых дверей гимнастического зала раздавались звуки электрогитар, играющих «Дворовую кошку». Над входом висел огромный золотисто-голубой плакат, на котором было написано: «МАЙСКАЯ НОЧЬ! ТАНЦЫ ДЛЯ СТАРШИХ И МЛАДШИХ! ВХОД 25 ЦЕНТОВ» и нарисован коренастый бульдог в футбольной амуниции.

Он заплатил за вход симпатичной темноволосой девушке, сидевшей рядом с дверью за столом. Между металлическими потолочными балками были протянуты золотисто-голубые ленты, а в центре зала с потолка свисал зеркальный шар, отражавший падающий на него свет на танцующих. На кирпичной стене позади сцены для оркестра, на которой расположилась группа, чье название, судя по надписи на большом барабане, начавшем стучать «Трубопровод», было «Пурпурное дерево», висело большое знамя, на котором была надпись «СТАРШЕКЛАССНИКИ ПРИЕМА 1969 ГОДА! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ВОЗРАСТ ВОДОЛЕЯ!”

Дежурный, тощий преподаватель геометрии, материализовался рядом с Билли и указал на его ботинки.

– Если вы собираетесь оставаться в зале, снимите ботинки. В противном случае поднимитесь на трибуну.

Он махнул рукой в сторону моря ботинок, разбросанных в углу, и Билли снял свои пыльные легкие кожаные туфли. Как эта обувь снова попадет к своим хозяевам, останется тайной, подумал Билли, присоединяя свои туфли к обуви остальных. Он встал у стены под американским флагом и стал наблюдать за танцующими, которые изгибались в такт скрипящим гитарным аккордам. Он видел, что почти все разбились на пары. Несколько ребят, у которых не было дам, из-за того, что они были толстыми или прыщавыми, сидели на зеленых банкетках. По залу туда-сюда сновали дежурные. Мимо Билли в поисках своей обуви прошла приклеившаяся друг к другу парочка, и он уловил запах самогона.